– Почему?
Нога нащупала опору, Торувьель выпростала вторую – что неудивительно, такую же белую и длинную; Лютик наблюдал за ней искоса, как за диким зверьком – чуть другие пропорции, чуть-чуть длиннее там, где у наших женщин коротко, чуть-чуть тоньше, где у наших женщин широко… Когда они уйдут, наши женщины начнут подражать им, истощать себя диетами в погоне за недостижимым идеалом. Тянуться кверху. Наращивать каблуки. Утолщать подошвы.
– Ваши чародеи… они слишком много на себя берут. Думают, они умнее всех. Думают, мир принадлежит им, а остальные – сырье, пыль под ногами. Так им и надо!
Торувьель обернула полотенце вокруг бедер и энергично встряхнулдась.
– Вынужден признать, ты права, Sor’ca. Наши чародеи… слегка зарвались, скажем так, и это… я думаю, им еще отольется, и очень скоро. Но дело не в этом. Дело в том, что… там, где была возможность, ее не будет. Где было обещание – оно исчезнет. Где была надежда, будет только тщета. Зов останется без ответа. И сколько бы мы не задирали головы, как бы не вглядывались в пустоту, она останется пустотой. Тонкие сферы… будут молчать. Боги… уйдут? Кто останется? Не будет ли нам… одиноко?
– Может оно и к лучшему, – теперь она, белая и тонкая, точно свеча, стояла у лохани, узкие ступни – в натекшей луже воды, – вы, Dh’oine, никого не терпите рядом с собой. Рано или поздно вы вытесните всех. Всех, кто остался. Краснолюдов. Низушков. Сирен. Последних дриад. Все вынуждены будут уйти, или, если они любят ваш мир, а есть и такие, маленький розовый Dh’oine, прятаться по углам, дичать, превращаться в нечисть, в буку из детских сказок, в тень за спиной. Страшную тень, Ard taedh, учти это. Потому что любая тень за спиной в конце концов становится страшной!
– А разве вы, народ гор, терпите кого-то рядом с собой?
– Всех, кроме вас, – она яростно отбросила полотенце и теперь стояла в дрожащем свете масляной лампы совсем голая, беловато-смуглая, казалось даже, полупрозрачная. – Всех кроме вас. Мы так надеялись… что вы сами себя истребите в этой проклятой войне, а мы вам… немножко поможем, вот и все.
– Совсем немножко, – пробурчал он, отводя глаза.
Потом поднялся, по-прежнему глядя в сторону.
– Постель в твоем распоряжении. А я пойду в залу, посижу у очага. Ночь – славное время для менестреля. Может, удастся дописать главу трактата. Хороший, между прочим, получается трактат.
Эльфка тоже молчала, мокрая прядь волос лежала у нее на плече, точно черная змейка.
– Завтра допишешь.
– Я… не ошибся в твоих намерениях?
– Полагаю, нет. – оставляя мокрые следы, она подошла к скрипучей постели, знавшей тысячи объятий, и улеглась поверх одеяла, закинув руки за голову, – Caemm a me, маленький Dh’oine.