Шендерович подошел к одному из шкафов, распахнул дверцу и уставился внутрь. В шкафу располагались приборы, с цифрами и стрелками, вращались круги размером с приличную сковороду, торчали провода в металлической оплетке.
– Киловатты тебе нужны… – проворчал Шендерович. – Дадим киловатты…
Он щелкнул тумблером. Свет в лампах дрогнул, и шкаф заворчал под нагрузкой.
– Я ж тебе специально убавил, – продолжил он. – Ты же у нас беспомощная в этом деле…
Закрыв шкаф, он прислушался: со стороны колонны теперь доносилось отчетливое гудение.
– Что это, Федор Ильич? – спросил Кошкин.
Но вместо ответа Шендерович лишь крикнул:
– Время!
Он первым бросился к автомашине и запустил двигатель. Катенька с Кошкиным едва успевали за ним. Машина метнулась к перилам и пошла вдоль стены. Она ехала кругами, опускаясь под землю, пока не оказалась в помещении с овальными высокими стенами и все той же колонной с утолщением по окружности в виде громадной бочки.
От вращений по кругу Кошкина едва не вырвало, но он справился с тошнотой, выбрался из машины и, держась за дверцу, оглядел помещение. Внутрь «бочки», опоясывающей колонну, вела овальная дверь с рукоятью в виде штурвала. В стороне от двери стояла белая будка с окном и стеклянной дверью – за ней виднелся монитор и черная клавиатура.
Кошкин не допускал даже мысли о существовании машины. Для ее строительства не хватило бы никаких денег. Другое дело – египетские пирамиды, которые, как выяснилось, соорудили пришельцы из созвездия Орион. И если бы ему раньше сказали, что где-то подобное существует, – он посчитал бы это за бред.
– Броня… – произнес Шендерович, цепляясь руками за штурвал и глядя вверх колонны. – Выдерживает прямое попадание термоядерной бомбы… Хотя, если разобраться, теперь это никого не волнует.
Штурвал, однако, не хотел вращаться. Федор Ильич пытался сдвинуть его с места, тряся бородой и краснея от напряжения. Катенька бросилась помогать, но отец остановил ее, отошел на шаг от двери.
– Дело в другом…
– Опять не в духе?
– Кураж – святое дело.
Он шагнул в будку, включил компьютер и стоя стал тыкать пальцем в клавиатуру.
– Молодость моя… – раздался голос. – Серо-буро-малиновый с продрисью…
– Заклинило, – сказал Шендерович, зависнув над клавиатурой. – Даже не знаю, что можно предпринять.
– Теперь там дядя Вася, – неожиданно выдала Машина.
– Ты его знаешь? – встрепенулся Федор Ильич. – Что за лох?
– Он не лох, – покровительственно сказала Машина.
– И все же?
– Он вел тухлые разговоры об искусственном разуме. «Это лучшее из того, что может придумать человек», – говорил он. Бушлатик на нем потертый такой, черненький… Лентами пулеметными опоясанный…