Весь дом был в нашем распоряжении. Мы могли делать, что захотим. И у нас никогда больше не будет такого шанса. Я открыла один из ящиков стола, но там лежали только старые вырезки из газет.
– А что вообще ты ищешь? – спросила Мэри Луиза, опрыскивая водой кудрявый папоротник.
– Подсказки.
Мне хотелось узнать то, о чем Одиль никогда не рассказывала. Я стала снимать с полок книги, надеясь найти еще какие-нибудь фотографии, любовное письмо, дневник. Запретное волновало. А как еще можно что-то разузнать? «Не шпионь. Ты навлечешь на себя неприятности». Мне стало немножко стыдно, но я продолжила ворошить страницы.
– Может, ты и не знаешь Одиль так хорошо, как тебе кажется? Что, если она влюбилась в какого-нибудь нациста?
Я вспомнила фотографию «защитника библиотек». Для нациста он выглядел неплохо. Я покачала головой:
– Нет, невозможно! Она состояла в Сопротивлении, прятала в книгах шифровки. Спорим, она влюбилась в одного из партизан, ох, а его убили во время какой-то секретной миссии…
– Она целый год не смеялась, – добавила к истории свою часть Мэри Луиза. – А потом познакомилась с мистером Густафсоном, и он помог ей снова улыбнуться. Кстати, как они встретились?
Я высказала предположение:
– Он спрыгнул во Францию с парашютом, и его ранили враги. Его отвезли в госпиталь, где она раз в неделю работала волонтером.
– А когда его увидела, стала там работать каждый день.
Мы изучили свадебные фотографии Одиль. Вот она, сжав губы, смотрит в объектив. А Бак смотрит на нее, его глаза светятся любовью.
– Разве ты не можешь представить его на больничной койке и как он восхищен ею? – спросила я.
– И он ей нравится, но она этого не показывает, потому что в те времена женщины должны были притворяться застенчивыми.
– Точно!
Я вообразила Одиль в берете, с вызовом смотрящую на гестаповца, – точно так же, как она смотрела на папу. Могу поспорить, она прятала в своей квартире евреев.
– Если бы Одиль спрятала Анну Франк, та до сих пор была бы жива.
– Верно, – согласилась Мэри Луиза. – Давай посмотрим, что еще у нее тут есть.
Мы оставили книги в беспорядке и отправились в спальню. Мэри Луиза исчезла в просторном стенном шкафу.
– Шкатулка для драгоценностей! Спорим, в ней полно рубинов от старого возлюбленного!
Я влезла за ней в шкаф. Мы едва поместились там вдвоем. Мою щеку задели рукава блузок Одиль. На колышке сбоку висела черная кружевная ночная рубашка – нечто настолько чувственное, что мы покраснели. В углу стояло ружье Бака. Нам не следовало совать нос в спальню Одиль, в ее гардеробную, трогать ее вещи. Я это понимала. Но не могла удержаться от того, чтобы не погладить кашемировые кардиганы, сложенные так, словно они все еще лежали на полках магазина.