Через десять дней мы с Элеонор отвезли Одиль на станцию в Вулф-Пойнт. Я с заднего сиденья смотрела на пробегающие мимо голые поля, и мне хотелось, чтобы это я уезжала.
Пока мы ждали на платформе, Одиль спросила:
– А если она изменилась? Если у нас уже нет ничего общего? Что тогда?
– Ты можешь вернуться домой раньше, – ответила Элеонор. – Фройд никуда не денется.
– Я не по Фройду буду скучать, – покачала головой Одиль.
Я тихонько толкнула ее ногой:
– Я тоже буду скучать.
Поезд дальнего следования с пыхтением остановился, Одиль села в вагон. Мы с Элеонор, оставшись на пустом перроне, махали, пока Одиль удалялась от нас.
Две недели спустя, за обедом, нарезая цыпленка для Джо, я снова спросила папу насчет получения водительских прав.
– Мэри Луиза их уже получила.
– Ты сравниваешь себя с другими? Но ты прекрасная и особенная девочка.
Я вытерла кетчуп с физиономии Джо.
– Ладно, я особенная, и я последняя в классе, которая получит права.
Мне хотелось сказать папе, что он не может навечно запечатать меня в этом доме. Мэри Луиза уже научила меня водить на той грязной дороге, которая вела к болоту. Это не так уж и сложно.
– После того, что случилось с девочкой Флиннов, я слишком тревожусь, – сказал папа. – Не хочу, чтобы с тобой случилось нечто в этом роде.
Джесс Флинн ехала в пикапе с пьяными парнями. И когда «форд» перевернулся, она погибла мгновенно. Наш городок горевал по ней уже пять лет.
– Подростки не напиваются и ездят только в школу и обратно, – возразила Элеонор. – Ничего нет плохого в том, чтобы предоставить молодой женщине немножко независимости. Разве не лучше будет, если она немного попрактикуется здесь до того, как уедет в колледж?
Папа обвинил ее в том, что она принимает мою сторону, чтобы понравиться мне. Элеонор начала убирать со стола, швыряя серебряные приборы на тарелки. Теперь я очутилась в центре их ссоры, причиной которой невольно послужила.
После ужина забежала Мэри Луиза. И мы, сидя на полу, скрестив ноги и прислонившись спинами к моей кровати, слушали британскую рок-группу The Cure.
– Папа с Элеонор снова сцепились, – сказала я. – Как бы мне хотелось сбежать в Чикаго!
– Ну, чтобы скопить на такое денег, нужна вечность. К тому времени тебе уж тридцать будет.
– Ну да, и я буду слишком старой, чтобы радоваться.
– Лили! – крикнула снизу Элеонор. – Приглуши музыку, она пугает Бенджи! Почему бы тебе не пойти полить растения Одиль? Там уже, пожалуй, все засохло!
Гостиная Одиль выглядела как прежде: корзинка с пряжей около кресла, на кофейном столике – мои изделия: лавандовое саше, кожаная книжная закладка. Но не звучал Бах, никто не расспрашивал меня, как прошел день. В доме не пахло так, словно из духовки только что достали горячее печенье, от легкого запаха пыли дом казался опустевшим. И с задернутыми занавесками, без Одиль комната походила на тело без души.