С любовью,
Реми
Я представила, как мой брат лежит на холодных деревянных нарах, вдали от всех, кого он когда-либо любил. Ох, Реми! Пожалуйста, вернись домой! Пожалуйста! У меня забурчало в животе, я побежала в уборную, и меня там выворотило. Пожалуйста, не умирай! Пожалуйста! Когда внутри уже ничего не осталось, я вышла в коридор и прислонилась к стене. Все мое тело болело, болели живот, голова, сердце. Я провела руками по лицу, по волосам, по шее, пытаясь облегчить боль. Но должно же быть что-то такое, что мы могли бы сделать! Я открыла аптечку и схватила мази, горчичники, бутылочку аспирина (в ней осталось всего три таблетки) – все, что могло хоть как-то помочь. С полными руками я пошла в кухню, чтобы найти коробку.
– Что это? – Маман окинула взглядом кучу на столе. – И что с твоими волосами? Ты выглядишь как сумасшедшая.
Я прочитала ей письмо.
– Ох, милые…
Она помогла мне собрать посылку, хотя мы обе знали, что уже исчерпали свой лимит на этот месяц.
– Власти могут ее не принять, – сказала маман, – но мы попытаемся.
Как это было невероятно: она старалась успокоить меня! До этого письма я не сомневалась в том, что Реми вернется домой. Может быть, маман, прошедшая через Великую войну, понимала все гораздо лучше и именно поэтому так тяжело приняла весть о том, что Реми попал в плен.
Неделю спустя, вернувшись домой с работы, я с удивлением обнаружила, что в квартире темно, как будто никого нет дома. Я включила свет в прихожей и заглянула в гостиную.
Там сидела маман – одна, в черном.
– Пришло сообщение… – тихо сказала она.
Ее щеки и даже губы были белыми как мел. От чувств кровь отхлынула от ее лица.
У ее ног лежал листок бумаги, и я поняла, что Реми умер.
Однажды, когда нам с ним было по десять лет, мы подрались, и я упала, ударилась так сильно, что у меня перехватило дыхание. Лежа на спине, не в состоянии шевельнуться, я не могла поднять голову, не могла сказать: «Ты не виноват». Мне казалось, что я парализована, что у меня что-то сломано… И сейчас я чувствовала себя так же, я не могла снять жакет, моргнуть, подойти к маман… Я просто стояла на месте, застыв изнутри.
– Я так долго надеялась, что его освободят, – тихо произнесла она. – Что он сумеет вернуться к нам…
– Я тоже, маман… – У меня сорвался голос. – Я тоже…
Надеяться было больно, но теперь я поняла, что куда больнее – потерять надежду. Я села рядом с маман. Она сжала мою руку. Ее четки впились в мою ладонь.
– Но уже до его последнего письма я знала, – сказала она. – Почему-то я знала…
– Ты была одна, когда пришло письмо? – спросила я.