Я любила Париж, город со множеством тайн. Подобно книжным переплетам, то кожаным, то коленкоровым, каждая парижская дверь вела в непредсказуемый мир. Во внутренних двориках могли обнаружиться велосипеды или пухлая консьержка, вооруженная метлой. В случае библиотеки массивная деревянная дверь открывалась в потайной садик. Посыпанная белым гравием дорожка, окаймленная петуниями с одной стороны и лужайкой с другой, вела к особняку из камня и кирпича. Я перешагнула порог под французским и американским флагами, развевавшимися бок о бок, и повесила жакет на старую настенную вешалку. Вдыхая лучший в мире запах – смесь ароматов слегка заплесневелых старых книг и свежих хрустящих газетных листов, – я почувствовала себя так, словно пришла домой.
Поскольку до времени встречи оставалось еще несколько минут, я обогнула абонементный стол, за которым неизменно добродушная библиотекарь выслушивала читателей. «Где вообще в Париже парень может найти хороший бифштекс?» – спрашивал новичок в ковбойских сапогах. «Почему это я должна платить штраф, если даже не дочитала книгу?» – сварливо интересовалась мадам Симон. И наконец я вошла в тихий и уютный читальный зал.
За столом у французского окна профессор Коэн читала газету, из скрученных узлом волос беспечно торчало павлинье перо, а мистер Прайс-Джонс, попыхивая трубкой, задумался над «Таймс». В обычном случае я бы поздоровалась, но, нервничая из-за собеседования, предпочла спрятаться среди полок в любимой секции. Мне нравилось находиться в окружении разных историй, отчасти древних, как само время, отчасти изданных лишь в прошлом месяце.
Я подумала, что могла бы поискать роман для моего брата. В последнее время я все чаще и чаще в любой час ночи могла проснуться оттого, что он щелкает по клавишам пишущей машинки. Если Реми не писал статьи о том, как Франция должна помогать беженцам, изгнанным из Испании гражданской войной, он писал о том, что Гитлер намерен захватить всю Европу так же, как захватил часть Чехословакии. Единственным, что могло заставить Реми забыть о его тревогах – тревогах за других, – была хорошая книга.
Я провела пальцами по корешкам. Доставая книги одну за другой, я стала открывать их наугад. Я никогда не судила о книге по ее началу. Это ощущалось бы как первое и последнее свидание, которое однажды мне выпало, – мы оба улыбались уж слишком весело. Нет, я открывала книгу на середине, где автор уже не старался произвести на меня впечатление. «Есть в жизни тьма, а есть и свет, – прочла я. – И ты – это свет, свет всего света». Oui. Merci, мистер Стокер. Это я и сказала бы Реми, если бы могла.