– Ты нарочно это сделала! – закричал на Мэри Луизу папа. – С какой стати ты такое вытворяешь?
Он все кричал и кричал, но Мэри Луиза привыкла к воплям. Она лишь прикрыла глаза, защищая их от брызг слюны, и стоически терпела.
Папина подружка наблюдала, возможно гадая, почему он так остро все воспринял.
– Бога ради, это же просто чашка! – наконец сказала Элеонор.
Взяв за дверью веник и совок, она вымела последнее, что осталось здесь от моей матери.
Париж, август 1939 года
Реми собирался в армию точно так же, как собирался в школу: умылся холодной водой, сунул несколько книг в рюкзак. Я мрачно сидела на его кровати. Между нами плавало чувство обиды: я считала, что брат бросает меня и очертя голову устремляется навстречу опасности, а он был разочарован отсутствием во мне энтузиазма по поводу его плана. Я совершенно не думала, что он должен туда отправляться, он вполне мог бы и не спешить с отъездом.
– Возьми свитер, – сказала я. – Ты же не хочешь простудиться.
– Там мне выдадут все, что нужно.
Накануне я отправилась в банк и сняла со счета семена моей будущей безопасности.
– Вот, – произнесла я, вкладывая франки в его руки.
– Мне не нужны твои деньги.
– Но ты их возьмешь.
– Я уже опаздываю.
Он положил купюры на кровать.
Я пошла следом за ним к выходу, где уже ждали наши родители. Маман суетилась, поправляя на Реми воротник и спрашивая:
– У тебя есть чистый носовой платок?
Папа́ вручил Реми бронзовый компас.
– Это еще с моих армейских дней, – хрипло произнес он.
– Спасибо, папа́. – Реми подбросил компас в воздух и поймал, прежде чем сунуть его в карман. – Я этим фрицам покажу! – Он расцеловал меня в обе щеки. – Обещаю!
С рюкзаком, болтавшимся на его спине, он спустился по лестнице, как будто собирался сбегать за багетом.
В качестве меры предосторожности в момент воздушных налетов город света стал по ночам угольно-черным: ни уличных фонарей, ни неоновых вывесок кабаре, ни настольных ламп в читальном зале. Парижанам рекомендовали всегда иметь при себе противогазы. Многие, вроде моих кузенов, набивали свои машины вещами и уезжали. Мисс Ридер помогала обезумевшим от страха соотечественникам приобретать обратные билеты в Америку. Учителя сократили свои летние отпуска, чтобы помочь в отправке учеников в деревни. От тишины в детском зале пробирало холодом.
Дома тоже было тихо. Мы с Реми впервые расстались больше чем на четыре дня. Брат всегда был здесь, как восход солнца, как хлеб на столе. Он попивал кофе, тихонько гудел себе под нос, когда мы что-то читали вместе… Реми был музыкальным сопровождением моих дней. А теперь жизнь замолчала.