Так-то вот блистала Наталья Николаевна. Но собственное ее сердце оставалось свободным. Мужу она была «доброй женой», добросовестно рожала ему детей чуть не каждый год, но как женщина относилась к нему равнодушно. Пришла, однако, пора, – настоящую любовь узнала и сама Наталья Николаевна. Приехал в Петербург молодой француз барон Дантес, – легитимист, не пожелавший после июльской революции оставаться во Франции. Он был принят прямо офицером в первейший из всех гвардейских кавалерийских полков – кавалергардский. В высшем свете он сразу занял очень заметное положение. Высокого роста, красавец, с дерзкими, выпуклыми глазами, самоуверенный, живой, веселый, остроумный, везде желанный гость. Дамы носили его на руках. И вот – сошлись две встречных дорожки. Наталья Николаевна познакомилась с Дантесом. Она его очаровала. Ей тоже все больше с каждым разом начинал нравиться этот статный красавец с нежными, дерзко-почтительными глазами, тайно сулящими острые, никогда ею не испытанные радости. В дневнике современника находим мимолетную запись о наблюдавшейся им встрече Дантеса с Натальей Николаевной на балу у итальянского посланника: «В толпе я заметил Дантеса. Мне показалось, что глаза его выражали тревогу, – он искал кого-то взглядом и, внезапно устремившись к одной из дверей, исчез в соседней зале. Через минуту он появился вновь, но уже под руку с г-жою Пушкиною. До моего слуха долетело: «Уехать – думаете ли вы об этом – я этому не верю – вы этого не намеревались сделать…» Выражение, с которым произнесены были эти слова, не оставляло сомнения насчет правильности наблюдений, сделанных мною ранее, – они безумно влюблены друг в друга! Пробыв на балу не более получаса, мы направились к выходу: барон танцевал мазурку с г-жою Пушкиной… Как счастливы они казались в эту минуту!»
Над головой Пушкина все назойливее, как прилипчивая осенняя муха, начинало мелькать ужасное слово «рогоносец». На одном балу молодой негодяй, косолапый князь П. В. Долгоруков, подмигивая приятелям на Дантеса, поднимал сзади головы Пушкина пальцы, расставленные, как рога. Рогоносец! Что может быть смешнее и презреннее этой породы людей в глазах света? В свое время и сам Пушкин в достаточной мере поработал над их осмеянием. В «Гавриилиаде», например, он писал:
Но дни бегут, и время сединою
Мою главу тишком посеребрит,
И важный брак с любезною женою
Пред алтарем меня соединит.
Иосифа прекрасный утешитель!
Молю тебя, колена преклоня.
О рогачей заступник и хранитель,
Молю – тогда благослови меня,
Даруй ты мне беспечность и смиренье,