– А почему нет? – Лавандовые глаза Серены сверкнули. – У Иблиса цели те же, что и у меня. Я – Жрица джихада; политические игры, борьба за власть – это все меня не касается. Что ты ставишь под сомнение: мои суждения или мою преданность делу свободного человечества?
Ливия ответила, не повышая голоса:
– Никто не сомневается в твоих мотивах, Серена. Твое сердце чисто, но безжалостно.
– Машины сами убили мою способность к любви. Робот Эразм ее у меня отнял. Навсегда.
Лицо Ливии опечалилось; она подошла к дочери и обняла ее за плечи. Серафимы напряглись, руки их скользнули под одежду, где было спрятано оружие. Мать и дочь будто этого и не заметили.
– Дитя мое, человеческая любовь – это неисчерпаемый источник. Не важно, сколько раз приходится ее тратить, не важно, крадут ли ее или отнимают, но она всегда может вырасти вновь, как прекрасный цветок из луковицы, и наполнить твое опустевшее сердце.
Серена, склонив голову, продолжала слушать утешающие слова матери.
– Завтра день рождения Окты. Ее и… Фредо. Я тоже потеряла сына, Серена, поэтому я знаю, что чувствуешь ты. Конечно, твой брат погиб совсем по-другому, – поспешила добавить Ливия.
– Да, мама, и ты после этого удалилась в Город Интроспекции. Ты должна понимать меня лучше других.
– Я и понимаю, но я не позволила своему сердцу превратиться в камень, я не позволила умереть переполнявшей меня любви. Я предана твоему отцу, Окте, тебе. Пойдем со мной, ты увидишь, как подросли ее дочери. У тебя же есть две племянницы.
– Ксавьера не будет?
Ливия нахмурилась.
– Он воюет с машинами на IV Анбус. Ты забыла, что сама послала его туда?
Серена рассеянно кивнула.
– Он уехал так давно. Думаю, он очень хотел бы приехать на праздник к Окте. – Она подняла голову. – Но дело джихада должно быть выше всех наших личных дел. Мы сделали свой выбор, и мы до сих пор живы только благодаря этому.
Не скрывая печали, Ливия ответила:
– Не упрекай его за женитьбу на твоей сестре. Нельзя все время жалеть о том, что произошло. Этого уже нельзя изменить.
– Конечно, я хотела бы, чтобы все произошло по-другому, но может быть, чтобы побудить к действию род человеческий, было необходимо мое страдание. Иначе мы никогда не оглянулись бы в гневе и не сбросили оковы мыслящих машин. – Она покачала головой. – Я больше не ревную Ксавьера к Окте и не упрекаю его. Да, я когда-то любила его, он стал отцом Маниона, но тогда я была еще девчонкой. Глупой и мечтательной. В свете последующих событий все теперь кажется такой… мелочью.
Ливия укоризненно произнесла:
– Любовь никогда не бывает мелочью, Серена, если даже ты не хочешь этого признать.