Аллейн посмотрел на всех троих. Их лица выражали равно чрезвычайную усталость и явное неудовольствие. Повисло долгое молчание.
– Ну что ж, – заговорила наконец Миллимент с привычным смешком, – меня можете обыскивать хоть сейчас. Только очень хотелось бы присесть. Я страшно устала.
– Должна заметить, – начала Кэролайн Эйбл, – мне не совсем…
– Послушайте-ка, – вмешался доктор Уизерс, – может быть, поступим так. Я лечащий врач этих двух дам. Обыщите меня, а потом пусть они обыщут одна другую в моем присутствии. Это вас устроит?
– Вполне. Смотрю, эта комната свободна. Фокс, не проводите ли доктора Уизерса?
Не говоря более ни слова, Уизерс повернулся и направился к открытой двери. Фокс последовал за ним и плотно прикрыл дверь.
– Долго мы вас не задержим, – повернулся Аллейн к женщинам, – но все же вы можете пока присоединиться к остальным. Я провожу вас.
– А где они? – осведомилась Миллимент.
– В гостиной.
– Лично мне, – заявила Миллимент, – все равно, кто будет меня обыскивать. – Брим смущенно закашлялся. – Если угодно, можем все втроем, вы, я и мисс Эйбл, пройти в детскую комнату для игр, она сейчас свободна, и покончим с этим.
– А что, – откликнулась мисс Эйбл, – по-моему, исключительно здравое предложение, миссис Анкред. Если, конечно, вы действительно ничего не имеете против.
– Ну что ж, – заключил Аллейн, – в таком случае пошли.
В комнате оказалась ширма с рисунками итальянских примитивистов. За ней, по предложению Аллейна, и укрылись обе женщины. Сначала из-за ширмы полетели, один за другим, предметы исключительно целесообразно подобранного туалета Миллимент. Аллейн осмотрел их, мисс Эйбл собрала, а затем, через какое-то время, процесс повторился в обратном порядке. Ничего не обнаружилось, и, став между двумя женщинами, Аллейн проводил их сначала в ванную, а затем, миновав обитую зеленым дерматином дверь и коридор, в гостиную.
Здесь они увидели пребывающих под присмотром детектива-сержанта Томпсона Дездемону, Полин, Пэнти, Томаса и Седрика. Полин и Дездемона заливались слезами. У Полин слезы были настоящие и некрасивые. От них оставались напоминающие следы улитки бороздки, прорезающие ее тщательно наложенную косметику. Глаза у нее покраснели, веки опухли, она казалась напуганной. Дездемона же выглядела загадочно и трагически и ничуть не утратила своей красоты. Томас сидел с высоко поднятыми бровями и растрепанными волосами, тревожно оглядывая всех сразу и никого в особенности. Седрик, бледный как мел, беспокойно кружил по комнате, но при появлении Аллейна резко остановился. Из рук его выскользнул нож для разрезания бумаги и зазвенел по стеклянной крышке шкафчика с антиквариатом.