– разве что никто не пел.
Деньги, положенные Генриетте на расходы, Месье отдал в распоряжение шевалье де Лоррену, и ей пришлось продавать драгоценности, чтобы подкупать слуг. Затем Филипп поселил шевалье в лучших комнатах дворца и позволил вести хозяйство, отдавая приказы самой Генриетте.
К зиме 1669 года Генриетта была так несчастна, что жаловалась обоим королям – Людовику и Карлу – на то, как ужасно обращается с ней шевалье де Лоррен. В январе 1670 года Людовик заключил шевалье под стражу, а затем сослал в Рим с огромной ежегодной пенсией – щедрость в оплату за услуги, оказанные его брату. Месье был разбит и винил во всем Генриетту.
Жаркая ярость превращалась в холодное подозрение, когда он обнаруживал, что Людовик и Генриетта обсуждают что-то за закрытыми дверями, что разговор стихает сразу, стоит ему войти. Вот что пишет один из придворных: «Месье был чрезвычайно раздосадован тем, что его жена, к которой он и без того не питал большой привязанности, вдруг обрела столь высокое значение в глазах короля; и хоть он догадывался, что она замешана в каком-то важном деле, но все никак не мог понять, в каком именно».
Людовик же прекрасно знал, как болтлив его брат и как часто он рассказывает любовникам обо всем, что приходит ему в голову. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтоб доверить Филиппу государственную тайну. Король вместе с Генриеттой работал над секретным договором между Англией и Францией, который она затем должна была лично передать на подпись брату. Охваченный ревностью, Месье отказался отпускать жену в Англию, затем принялся настаивать на том, что будет сопровождать ее, однако тщетно. Он выглядел угрюмым, но был вынужден уступить.
В мае 1670 года их экипаж, подпрыгивая на ухабах, вез супругов к побережью, где Генриетта должна была сесть на корабль. Месье бросил на нее холодный оценивающий взгляд и вспомнил вслух, что, по предсказанию астролога, у него будет более одной жены. Припомнив Генриетте ее плохое самочувствие, он язвительно добавил: «Очевидно, Мадам долго не протянет, так что, похоже, предсказанию суждено сбыться».
Дело в том, что, начиная с 1667 года, по словам мадам де Лафайет, у Генриетты время от времени «кололо в боку», отчего она «по три-четыре часа не могла подняться на ноги или же найти какую-то позу, в которой бы почувствовала облегчение». К апрелю 1670 года ее состояние ухудшилось. Во время приступов она не могла есть – только пить молоко, поскольку все остальное желудок отвергал.
Однако 25 мая, причаливая в Дувре со свитой из двухсот человек, Генриетта блистала красотой и весельем. Она была в равной степени счастлива видеть любимого брата и находиться так далеко от неугодного мужа.