— Я так рад, что вы пришли вдвоем, Найджел! — заговорил Гарденер. — В последнее время тебя не поймать. Вы, журналисты, такие верткие!
— Все равно вы, актеры, превосходите нас неуловимостью, — ответил Найджел. — А по части увертливости чемпионы — полицейские. Признаться, я считаю большой своей заслугой, что привел сегодня Аллейна.
— Знаю, — кивнул Гарденер, глядя в зеркало и обрабатывая свою физиономию темной пудрой. — Я очень нервничаю. Учти, Джей-Би, мистер Аллейн — важная персона в уголовной полиции!
— Неужели? — пробасил Беркли Крамер и, немного помолчав, добавил с натужным весельем: — Я нервничаю посильнее тебя, ведь я — один из негодяев в пьесе. Мелкий-мелкий негодяй, — добавил он с нескрываемой горечью.
— Только не говорите, что вы убийца! — воскликнул Аллейн. — Вы испортите мне весь вечер!
— Не мне! — успокоил его Беркли Крамер. — По мнению режиссера, у меня эпизодическая роль. Сказать по правде, даже это — преувеличение.
Последовал фыркающий звук — Найджел узнал в нем профессиональную уловку.
— Внимание, полчаса! Внимание, полчаса! — донеслось из коридора.
— Все, ухожу, — сказал Крамер с тяжелым вздохом. — Я еще не гримировался, а ведь мой выход — первый в этой отвратительной пьесе. Тьфу! — Он величественно поднялся и картинно покинул гримерную.
— Бедняга Джей-Би страшно раздражен, — поведал Гарденер вполголоса. — Его назначали на роль Бородача, но потом ее отдали Артуру Сюрбонадье. Уверяю вас, ему есть из-за чего рвать и метать. — Он мило улыбнулся. — Согласись, Найджел, это не жизнь, а сплошное чудачество!
— Хочешь сказать, что вокруг одни чудаки? — спросил Найджел.
— Отчасти так и есть. Ведут себя по-детски — это так свойственно актерам! Чудачество — типичная актерская черта.
— Когда мы учились в Тринити-колледже, ты был настроен не так критически.
— Лучше не напоминай мне о моей постыдной юности!
— Юность! — не выдержал Аллейн. — Дети, я сейчас умру со смеху! Что же говорить мне, когда через месяц исполнится целых двадцать лет с тех пор, как я закончил Оксфорд?
— Все равно, — не унимался Найджел, — ты не убедишь меня, Феликс, что тебе разонравилось твое ремесло.
— Дело не в этом… — проворчал Феликс Гарденер.
В дверь негромко постучали, потом в щель просунулась толстая физиономия в клетчатой кепке, подвязанная платком в красных пятнах. На троицу в гримерной пахнуло перегаром, который субъект в кепке тщетно маскировал мятными леденцами.
— Привет, Артур, входи, — радушно, но без излишнего воодушевления позвал Гарденер.
— Тысяча извинений, — елейно произнесла физиономия. — Я думал, ты один, старина. Не хочу мешать.