Какой смысл имеет наука с точки зрения этих двух возможностей?
1) Она – или признак силы и самообладания, возможности обойтись без целительного, утешающего мира иллюзий;
2) или она подкапывается, рассекает, разочаровывает, ослабляет.
C. Вера в истину, потребность иметь опору в чем-нибудь, что считаешь истинным – психологическая редукция, независимая от всех укоренившихся чувств ценности. Страх, лень.
Равным образом неверие – редукция. В какой мере неверие может приобрести новую ценность, если истинного мира совсем не существует (при этом те чувства ценности, которые до сих пор напрасно расточались на сущий мир, делаются снова свободными).
586. «Истинный» и «кажущийся» мир.
А. Соблазны, которые исходят от этих понятий, троякого рода:
– неизвестный мир: мы – искатели приключений, мы любопытны, все известное как бы утомляет нас (опасность понятия лежит в том, что инсинуируется, будто мы знаем «этот» мир);
– другой мир, где все иначе: что-то в нас все учитывает, при этом наша тихая покорность, наше молчание теряют свою ценность (быть может все еще будет хорошо, мы не напрасно надеялись). Мир, где все иначе, где и мы сами- кто знает? – имеем другое бытие;
– истинный мир – это наиболее курьезная из всех проделок и нападений, которым мы подвергаемся; в слово «истинный» столь многое вкраплено; все это мы невольно переносим на «истинный мир» – истинный мир должен быть также и нелживым, таким, который нас не обманывает, не дурачит; верить в него значит почти быть обязанным верить (из приличия, как это бывает у порядочных людей).
* * *
– Понятие «неизвестного мира» инсинуирует нам, что этот мир «известен» (что он скучен);
– Понятие «другой мир» инсинуирует нам, что мир мог быть и иным, – оно упраздняет необходимость, фатум (бесполезно покоряться, приспособляться);
– Понятие «истинный мир» инсинуирует нам, что этот мир ложен, лжив, обманчив, бесчестен, что он – ненастоящий, не мир сущности, а следовательно, также не очень заботится о нашей пользе (не следует приспособляться к нему: лучше противиться ему всеми силами).
* * *
Мы отвращаемся, следовательно, «от этого мира» в трех отношениях:
– по отношению к нашему любопытству – как будто более интересная часть где-нибудь в другом месте;
– по отношению к нашей покорности, – как будто не необходимо покоряться, – как будто этот мир не представляет для нас последней необходимости:
– по отношению к нашей симпатии и уважению, – как будто этот мир не заслуживает их, будучи порочным и недобросовестным в отношении нас.
In summa: мы поднимаем троякий бунт; мы сделали некоторый «х» основой критики «известного нам мира».