877. Революция проложила дорогу Наполеону: в этом ее оправдание. Сходную цену приходится желать анархистскому обвалу всей нашей цивилизации. Наполеон проложил дорогу национализму: это оговорка не в его пользу.
Ценность человека (отрешаясь от дешевых критериев моральности и аморальности, ибо этими понятиями ценность человека даже не затрагивается) заключается не в его полезности: ибо он продолжал бы существовать, даже если вокруг него никого бы не было, кому бы он мог принести пользу. И почему не предположить, что от человека, стоящего во главе всего рода человеческого, будут исходить как раз самые вредоносные воздействия: он так высоко, настолько подавляет, что все вокруг просто гибнет от зависти.
878. Определять ценность человека по тому, чем он другим людям полезен или вреден или во что он им обходится – это значит ничуть не больше и не меньше, чем оценивать произведение искусства по тем воздействиям, которые оно оказывает. Но этим мы к ценности человека в сравнении его с другими людьми даже не прикоснемся. «Моральная оценка», покуда она есть оценка социальная, измеряет человека исключительно по его воздействиям. Человек со своим собственным вкусом на языке, окутанный и спрятанный своим одиночеством, человек сам по себе, один, без посредников и вне сообщества, – человек непредсказуемый и неисчислимый, то есть человек высшей, во всяком случае иной породы: как вы хотите его оценивать, когда вы не можете его знать, не можете сравнить?
Моральная оценка повлекла за собой величайшую тупость суждения: человека как такового недооценивают, почти не замечают, ценность его почти отрицается.
Весь итог наивной телеологии: ценность человека – только относительно других людей.
879. Примат морального ставит человеческий дух весьма низко в иерархии рангов: тем самым человек лишается инстинкта особого права, суждения a parte[226], чувства свободы, свойственного творческим натурам, «детям бога» (или дьявола). И неважно, проповедует ли он господствующую мораль или определяет своей идеал в сфере критики господствующей морали – он тем самым уже относится к стаду, пусть даже как самая неотъемлемая его часть, как «пастырь»…
880. Замена морали волей к нашей цели, а следовательно – и к средствам для этой цели.
881. К иерархии ценностей: – Что в типичном человеке посредственно? Что он не признает за оборотной стороной вещей ее необходимость; что он борется с недостатками, словно без них можно обойтись; что вместе с одним он не хочет принять и другое, – что он типичный характер некоей вещи, или состояния, эпохи, личности норовит замутить и подровнять, признавая и одобряя за объектом только часть его свойств, другие же желая упразднить. «Желательное» для посредственности – это как раз то, с чем мы, другие, боремся – с пониманием идеала как чего-то, в чем не должно оставаться ничего вредного, злого, опасного, сомнительного, уничтожающего. Наш взгляд на это прямо противоположный: с каждым приростом человека неизбежно прирастает и его оборотная сторона, так что высший человек, если предположить, что такое понятие допустимо, будет таким, чтобы сильнее всего являть собою противоречивый характер сущего, а не прославление и одно только оправдание его… Обычные люди способны представлять собою лишь очень маленький клочок, уголок этого природного характера: они немедленно сойдут на нет, как только начнет возрастать многообразие элементов и острота противоречий, то есть когда появятся предпосылки для величия человека. Человеку придется стать злее и добрей – такова моя формула этой неизбежности…