872. Права, которые человек себе присваивает, прямо соотносятся с обязанностями, которые он на себя возлагает, с задачами, которые он чувствует себе по плечу. Большинство людей не имеет права на существование, они только несчастье для людей высших.
873. Превратное понимание эгоизма, со стороны заурядных натур, которые ведать не ведают о жажде покорения и ненасытности большой любви, равно как не ведают и об изливающихся чувствах силы, которые одолевают, влекут к себе, льнут к сердцу – о тяге художника к своему материалу. Или хотя бы просто о жажде деятельности, которая ищет себе поприща. – В обычном «эгоизме» как раз «не-эго», некое «глубокое среднее», родовой человек взыскует самосохранения – оно-то и возмущает, когда его подмечают более редкие, более тонкие и менее заурядные люди. Ибо они рассуждают так: «Мы – более благородные! В сохранении нас куда больше смысла, чем в сохранении этой скотины!»
874. Вырождение правителей и правящих сословий учинило в истории больше всего безобразий! Без римских кесарей и римского общества не пришло бы к господству безумие христианства.
Когда маленького человека начинают одолевать сомнения, – а вправду ли бывают высшие люди, – вот тут-то и подстерегает опасность! А кончается дело тем, что и у маленьких, покорных, скудоумных, оказывается, тоже есть добродетели и что перед богом все люди равны, что есть non plus ultra глупости, какая только бывает на свете! А в итоге высшие люди сами начинают подлаживаться под добродетельные мерки рабов, – считать себя «гордыми» и т. д., а все свои действительно высшие свойства считать чем-то недостойным!
– Когда на вершине власти восседали Нерон или Каракалла, возникала парадоксия: самый низкий человек оказывался ценнее, чем тот, на самом верху! Вот так и проложил себе дорогу образ бога, как можно более далекий от образа правителя, – бог, распятый на кресте!
875. Высший человек и стадный человек. Когда великих людей в настоящем недостает, из великих людей прошлого делают полубогов или просто богов: прорыв религии есть доказательство того, что человек в человеке уже не находит радости («и в женщине тоже нет» – говоря словами Гамлета). Или: многих людей собирают в одну кучу под видом парламента и ждут, чтобы они тут же начали действовать тиранически.
Между тем «тиранство» есть дело и поприще великих людей: это на их фоне более мелкие делаются глупыми.
876. Наилучший пример тому, сколь далеко заходит неспособность иного плебейского агитатора толпы уяснить себе понятие «высшей натуры», дает Бюкле. Мнение, против которого он так страстно сражается, – что «великие люди», одиночки, князья, государственные мужи, гении, полководцы суть рычаги и причины всех больших движений, – на самом деле инстинктивно понято им превратно в том плане, как если бы оно утверждало, будто все существенное и ценное в таком «высшем человеке» именно и заключается в его способности приводить в движение массы, короче, в его воздействии… Но «высшая натура» великого человека заключается просто в его «инако-бытии», в том, какой он непосредственно, во внушаемом им чувстве ранга и дистанции, – а не в каком-то там воздействии, пусть от него хоть весь земной шар сотрясется.