Темнело. В палате зажгли свет, и стекла, только что черные и блестящие, как полированная лава, стали обыкновенными оконными стеклами, лишенными своего цвета.
Услышав щелчок выключателя, — она услышала его в тот самый миг, когда зажегся свет, — женщина вздрогнула. Сейчас в окне появится человек семи лет в больничной пижаме. Он обязательно появится, он не может не появиться, потому что он знает: когда зажигается свет, надо подойти к окну. Если няня в палате, надо просто поднять руку; если няни нет — надо взобраться на подоконник.
В окне появилась рука, пальцы руки сжимались и разжимались — жди. Хорошо, сказала женщина. Хорошо, хотела сказать женщина.
Потом он встал на подоконник, подергал задвижку и отбросил правую створку.
— Мама, — сказал он, свешивая голову, — это ты?
Да, кивнула женщина, ты же видишь.
— Мама, я разбил термометр.
Хорошо, кивнула женщина. Ну-ка, подыми голову, я хочу посмотреть на тебя.
— Мама, я соврал, это Вовка разбил термометр.
Хорошо, кивнула женщина, только подыми голову выше — я хочу посмотреть на тебя.
Он поднял стриженую свою голову с огромной, как у Буратино, от уха до уха, улыбкой.
Он всегда улыбался так, он и раньше, когда был совсем здоровый, улыбался так. Только тогда он ведь был здоров, и это его улыбка — это его тогдашняя улыбка. И он запомнил ее, эту улыбку, и теперь показывает эту улыбку ей, потому что она сказала ему: ну-ка, подыми голову, я хочу посмотреть на тебя.
— Пахнет акация, — сказал он.
Да, кивнула женщина и, оглядевшись, прошептала одними губами, без голоса:
— Рент-ген?
— Мама, этот кот дохлый?
Нет, покачала женщина головой, нет и, растягивая губы, повторила:
— Рент-ген? Как рент-ген?
— А голуби уже спят?
Да, кивнула женщина, спят.
— А почему этот не спит?
Не знаю, кивнула женщина, не хочет — не спит. Я спрашиваю: как рентген?
— Мама, почему ты так тихо говоришь? Не бойся, няня ушла.
— Рентген? Я спрашиваю: как рентген? Рентген, — повторила женщина, — я спрашиваю: как рентген?
Теперь она уже не шептала, теперь она произносила слова отчетливо, как человек, которому вдруг стало безразлично, услышат его посторонние или не услышат. И одновременно с этой решимостью, с этим безразличием к чужим глазам и чужим ушам она ощутила безмерный страх.
Смотрите, дети, вот лапка лягушки. Если через эту лапку, которая была лягушкой, пропустить гальванический ток, лапка оживет. Это потому, что лапки-на мышца под действием тока сокращается.
Это так интересно, дети, это так интересно. Ах, так интересно!
— Мама, я же просил: говори громче, ничего не слышно.
— Рентген, как рентген? — кричала женщина, а мальчик не слышал, и другой мальчик, который стал рядом с ним на подоконнике, тоже не слышал. И тогда женщина крикнула изо всех сил, и они услышали эти слова: рентген, как рентген?