Свою работу мы закончили с наступлением темноты.
На следующий день приехал прокурор района Григорий Иванович Грозный.
Я коротко доложил ему обстоятельства дела. Он внимательно выслушал и предостерег: одной версией долго не увлекаться. На первый взгляд все кажется главным. Необходимо научиться обобщать свои наблюдения, постоянно анализировать собранные доказательства, проверять каждый свой шаг, каждую версию, каждый вывод, чтобы не ошибиться.
— Основа основ — ничего не упустить, — говорил прокурор. — Делайте все не спеша, взвешивайте все «за» и «против». Не принимайте на веру любую догадку, трезво оценивайте, ничего сомнительного сразу не отбрасывайте, проверяйте.
Прокурор мне понравился — деловой, откровенный человек. Завел разговор о моей семье, о том, когда думаю забирать ее в Васильковку.
— Кстати, где вы остановились? — спросил.
— Пока нигде, прямо из прокуратуры поехал сюда, — ответил я.
— Ничего, подыщем вам где-нибудь угол, пока Гринев освободит квартиру, — сказал Григорий Иванович. — О ходе расследования звоните. Будет трудно — поможем. Желаю удачи. — И уехал.
Во второй половине дня хоронили Лозу. На похороны во Владимировну я послал Опляту. Вернувшись оттуда, он сообщил:
— Меж людей идет слух, будто Лозу убил его двоюродный брат Самойленко, они часто ссорились, и тот не раз угрожал ему.
И эту версию я занес себе в план расследования.
Вечером в сельсовет пришел бригадир колхоза Науменко. Он сообщил, что вчера тракторист Назарчук рассказал ему о том, что видел в поле незнакомого мужчину. Как раз в то утро, когда нашли убитого Лозу, незнакомец, весь в грязи, без фуражки, спал у скирды. Назарчуку запомнился на левой щеке у незнакомца шрам от ожога, на брюках — бурые пятна, похожие на кровь, на правой руке — наколка: сердце, пронзенное стрелой.
— Может, это он убил Лозу? — заканчивая рассказ, спросил у меня Науменко.
— Будем искать, — пообещал я бригадиру. — А за ваши сведения спасибо, они пригодятся нам.
Через несколько дней я вызвал на допрос жену убитого Марию. Говорить с ней было почти невозможно. Женщина не могла слова вымолвить, только плакала. Лицо осунувшееся, бледное, глаза угасшие, помутневшие, губы почерневшие, запекшиеся. Когда я протянул ей стакан воды, руки у нее дрожали, зубы мелко стучали о край стакана. Немного успокоившись, она заговорила, медленна, сквозь рыдания:
— Да, мой муж был в заключении, настрадалась без него с детьми. Судили его и двух его дружков за воровство. Взяли муку из вагона на станции. Фамилий дружков я не помню. От одного из них муж не очень давно получил письмо. С тех пор Василий очень изменился, часто вздыхал, задумывался. На мой вопрос, кто прислал письмо, он буркнул: «Давний знакомый». Из дому в тот день Василий уехал на попутной машине. Вот и все, что я знаю.