Собрав все журналы со слащавыми, до приторности улыбчивыми лицами профессиональных актеров, он выбросил их в мусорный контейнер возле дома.
Оксана смотрела на его вспышку, поджав губы, потом, когда он пришел, вытирая руки о штаны, быстро собралась и в сердцах прошипела: «Я сделала все что было в моих силах. Ты будешь гореть в аду, запомни это и пеняй на себя» — и выскочила за дверь.
Оксана тратила на эти журналы половину зарплаты. Когда он увидел в окно, как она выуживает из мусорки измятые и залитые помоями просветленные лица с горящими глазами, взирающими на тот самый шпиль, ему стало не по себе. Секта забрала у него жену, а теперь пытается получить его самого и дочь.
Остроконечный купол, башенки, его окружающие, монолитные стены с маленькими окошками-иллюминаторами, — ему всегда казалось, что в один прекрасный день эта громадина взлетит и исчезнет в бездонной пучине космоса, откуда она и прилетела внезапно посреди весны. Церковь построили так быстро, что ее появление стало неожиданностью даже для некоторых представителей власти. Мэрия подписала бумаги за неделю, хотя обычно такие дела тянутся годами. Стройка заняла полгода — дворец буквально вырос из-под земли и горожане (мэр в том числе) лишь удивленно качали головами. А потом они начали активно агитировать — улыбчивые братья и сестры ежедневно выносили в сумках тонны пахнущей свежей краской макулатуры.
Если Сашу похитили, и она в церкви, он ее найдет, останется только вынести, добраться с ней на руках до «Тигра», а там — попробовать прорваться через снежный затор.
Андрей не знал, что будет делать потом, если им удаться выбраться из города. Он снова и снова задавал себе этот вопрос, но ответа не находилось. Самое главное — Саша. Все остальное — после. Ему нет дела до всего остального, об этом пусть думают те, кто получает за это зарплату.
Они уткнулись в высокий сетчатый забор. За ним, в двадцати метрах, отделенное белым нехоженым полотном искрящегося снега, вздымалось устрашающее здание Церкви Судного дня.
Из здания вылетали звуки песнопений и ритмичной музыки — они то становились громче, то вовсе стихали.
Сквозь бой барабанов, рев электрических гитар, какофонию оркестровых звуков слышался ритмичный, почти гипнотизирующий девиз, повторяемый хором нараспев снова и снова:
— Мо-лек! Мо-лек! Мо-лек!
Толпа скандировала это странное сочетание, от которого по спине Андрея пошел холод, несмотря на то, что прогулка по глубокому снегу заставила их изрядно вспотеть.
— Что это? — прошептал он.
Маша сжала его руку, ее лицо побледнело — в свете ослепительно белого снега она стала похожа на мумию.