— ФСБ. Имя не помню. Майор Гаврилов или Галилов… как-то так. Но какое это имеет значение. Удостоверение можно подделать.
— Надо было позвонить в управление, пока была такая возможность и уточнить, — раздраженно сказал Золотов. — Так можно пускать любых мудаков с удостоверениями, купленными на трех вокзалах. Он, конечно, хотел уколоть Трошина — в отместку за его обиду, ведь, по сути Золотов никого не предал, а о предложениях, которые постоянно сыплются — он докладывать не обязан.
— Вот и позвонил бы, Виталий. Ты приехал через пять минут после меня.
— Но я не видел удостоверения, — парировал Золотов. — И вы мне ничего не сказали, кроме того, что у нас органы. Теперь получайте за свою халатность.
Трошин открыл рот, потом закрыл его. Возразить было нечего, Золотов, какой бы он ни был, оказался прав. Трошин подставил под удар институт и вообще всю программу, повел себя непрофессионально, а по сути — смалодушничал, струсил.
Он облизал сухие губы, хотелось пить, в кабинете сильно топили.
— Вот же черт… — тихо сказал Трошин. — Так глупо попасть… — он тяжело поднялся и подошел к окну, где возле фикуса на столике замер графин с водой. Налив стаканчик, выпил.
— Будешь? — кивнул он Золотов.
— Давайте, — ответил тот. — Хотя я не отказался бы и покрепче.
— Есть и покрепче, но… мне нельзя. А тебе могу налить.
— Буду благодарен.
Трошин вернулся к столу, где возле компьютера копошился Лукин, открыл одну из темных панелей, за которой располагался бар, доверху заставленный дорогим алкоголем. Каждый посетитель директорского кабинета, не без оснований полагая, что тот имеет отношение к медицине, вручал бутылочку чего-нибудь этакого — Золотов через плечо директора заметил этикетки японского односолодового Сантори Ямадзаки, Джек Дэниэлс и шеренгу коньяков…
— Ого, — вырвалось у него.
— Что желаешь? — спросил Трошин.
— Если угощаете, предпочту Сантори. В синей коробке.
— Губа не дура, — шутливо ответил Трошин. Достал коробку, распечатав ее, вынул бутылку.
Через пару минут Золотов вдохнул аромат одного из самых дорогих виски в мире и зажмурился от удовольствия.
— Нет худа без добра. Где еще такое попробуешь.
— Илья, ты будешь? — спросил Трошин.
— Нет, я не пью, — откликнулся тот, засев за компьютер. — Да где же оно? — едва слышно произнесли его губы.
— Ну как знаешь. А я, пожалуй, все же выпью.
Трошин налил себе виски в широкий стакан.
— Чертов день, — сказал он, глядя в окно, за которым плясали мелкие, точно сахарная пудра, снежинки, и опрокинул жидкость в рот.
— Мы же все у вас под колпаком, — пробормотал Лукин, — так где же, где оно? — он барабанил пальцами по клавиатуре, но, видимо, что-то не получалось. По его виску потекла капелька пота. — Как же жарко у вас тут.