Деревня лежала темная и покинутая. Лавки были закрыты, двери домов закрыты, окна закрыты. На улицах не было даже собаки. Все выглядело вымершим.
Таким становится мир без отца.
Пиноккио, голодный и отчаявшийся, подошел к одному дому, потянул за дверной колокольчик и позвонил, думая про себя: «Авось кто- нибудь да выглянет».
Действительно, в окне показался старик в ночном колпаке. Он сердито крикнул:
– Что вам тут нужно в этакую пору?
– Будьте так добры, подайте мне кусок хлеба.
– Подожди меня, я сейчас вернусь, – сказал старик.
Он решил, что имеет дело с одним из…
Недоразумение! Люди больше не понимают друг друга. Пиноккио на самом деле испытывает голод, но и старик, который ему не верит, отчасти прав.
Он решил, что имеет дело с одним из тех забубенных бродяг, которые забавы ради ночью звонят в квартиры и отрывают честных людей от спокойного сна.
Через полминуты окно снова открылось, и старик крикнул:
– Становись под окно и подставь свою шляпу!
Пиноккио незамедлительно снял свой колпак. И тут на него обрушился поток воды, который промочил его насквозь от головы до пят, как горшок с засохшей геранью.
Мокрый, словно его только что вытащили из водосточной трубы, вернулся он домой, еле живой от усталости и холода. Он сел и протянул свои продрогшие и грязные ноги над жаровней с раскаленными углями.
И теперь мы на третьем, самом ужасающем, уровне отрицания. После того как утрачена дружественность реальности, утрачена дружба с людьми, наступает трагедия трагедий – теряется дружба с самим собой. Тот, кто совершает грех, поступает против себя самого, говорится в Евангелии. Грех – не проблема непослушания Богу или хулы по отношению к Нему. Зло, удаленность от истины, отрицание истины отрывает нас от нас самих, разрушает нас самих, наносит вред нам самим. И так наш Пиноккио, хвалившийся независимостью от отца, оказывается врагом всему и всем, но в первую очередь – врагом самому себе. Не осознавая ничего, он засыпает, и во сне у него обугливаются ноги. Он сгорает, тлеет, сходит на нет, возвращается к той судьбе, которая была ему уготована низкой, безнадежной мыслью мастера Вишни: полено, кусок дерева, годный к тому, чтобы бросить его в огонь и обогреть комнату. Пиноккио сгорает, обращается в пепел. Кажется, все заканчивается здесь, «ничто» побеждает.
Так он уснул. И во сне его деревянные ноги загорелись, обуглились и, наконец, превратились в золу.
Как по-разному мы можем в жизни спать, не осознавая себя самих и того, что окружает нас, не осознавая нашей ответственности! И в конце концов жизнь оказывается не чем иным, как сном, и постепенно превращается в золу, пепел. Последняя часть энциклики Папы, где говорится о Страшном суде, – именно об этом. Что такое Страшный суд? Миг, когда каждый становится тем, чем стремился стать на протяжении жизни. Если всю жизнь ты спал, протянув ноги над жаровней с раскаленными углями, Страшный суд над тобой будет заключаться в том, что ты – пепел, ты ничто. Это ад.