«Долг» мешает и самым «вятшим» — королям. Они начинают, например, трахать всё что не попадя, проявляя свой инстинктивный абсолютизм. Так гибнет готское королевство под ударом мавров или сербское на Косовом поле.
Заезжий англичанин в 17 в. посмеивается над русскими дворянами: они называют себя холопами государя, имения их могут быть во всякое время отняты царём.
Пушкин как-то назвал себя представителем «третьего поколения непоротых дворян».
Для англичанина-эсквайра — дикость, бесправие, азиатчина. У британца его собственность — священна, неотъемлема. В России дворянское поместье всего лишь условное владение: условие для исполнения помещиком его долга — постоянной мобилизационной готовности.
Разница между Англией и Россией — в «серых степных тараканах».
Россия тысячу лет ведёт непрерывную войну на выживание. Не европейскую войну — спор за территории, население, колонии, привилегии, права, доходы… В России война — спор о геноциде. Не — «сколько платить будем?», а — «кто-нибудь живой есть?».
Уровень долга аристократа — вопрос существования народа. Курбский не зря столь старательно обосновывает в переписке с Иваном Грозным право вассала «отъезжать» к другому государю. На Западе такой «отъезд» — разборки высших аристократов, взаимоотношения нескольких десятков личностей, для населения ничего существенно не меняет. На Руси — угроза самому существованию народа.
При Иване Грозном воевода-изменник показывает крымчакам броды через Оку. Хан Гирей разоряет Москву и угоняет полумиллионный полон. О соотношении «посчитанного полона» и общих потерь населения я уже…
Глядя на толпы русских на невольничьих рынках Средиземноморья, люди спрашивают друг друга:
— А там, на Руси, ещё кто-нибудь остался?
В европейском средневековье маятник общественного сознания постоянно качается между «правами личности», естественно — личности только из полупроцента населения, аристократии, и общественно-необходимыми обязанностями — «рыцарским долгом». Подкрашенным кое-какой идеологией в церковно-богословском стиле. Типа помазанников божьих, защиты малых и сирых, подвигов во имя «Прекрасной дамы»… Но первооснова — долг перед народом, смердами. Остальное — оболочка.
Позже, во всевозможных рыцарских романах, описывается именно этот крашеный футляр.
Вальтер Скотт в «Квентин Дорвард» старательно замалчивает, скажем так, военно-политическую мотивировку неравного брака своего ГГ, фокусируясь в области межличностных отношений. Типа: любовь преодолела все препятствия, и сердца их соединились. Достаточно оценить юмор отношений англичан, французов, бургундцев и шотландцев в конкретном десятилетии, и становится понятным: чуть бы сдвинулась геополитическая ситуация, чуть иначе выглядел бы «долг перед Францией»…