Размышляя о том, что месть, оказывается, чрезвычайно сладкая штука. Чрезвычайно. Убивая ненавистного тебе человека, убиваешь не только его самого. Ты уничтожаешь целую вселенную, которая в нем заключена. Со всеми ее надеждами, чаяниями, мечтами, воспоминаниями и всем прочим, которого бесконечно много. По словам Славы Профа, наш мозг по своей сложности нисколько не уступает устройству вселенной, и даже, вполне возможно, превосходит ее. Не так давно одну я разрушил. Как разрушу еще, и при этом буду испытывать ни с чем не сравнимое удовольствие.
Как испытаю сейчас. Карабин Трофима снова дернулся в моих руках. На результаты я даже смотреть не стал, дозаряжая магазин. Потому что наверняка знал: разрушена еще одна.
Трофим покачал головой. То ли в полной мере оценив мой выстрел, когда на предельной дистанции, фактически навскидку, единственным выстрелом я угодил точно в цель. То ли по какой-то другой причине.
– Игорь, они не будут убегать вечно. На их месте я бы устроил засаду вон там.
Горка как горка, ничем не примечательная, таких здесь полно. Но доверять Трофиму можно без всяких оговорок.
– Как их лучше обойти, чтобы оказаться сзади? – только и спросил я.
– Следуй за мной. И ради бога, Игорь, пригнись!
– Хорошо.
Не так давно, еще на «Контусе», слушая треки в своем телефоне, мне пришла в голову такая мысль: «Вечность говорит с нами языком музыки». Не помню, чье это выражение и существовало ли оно когда-нибудь прежде, но мне эта мысль показалась чрезвычайно правильной. Чем же еще может разговаривать с нами вечность, кроме того языка, который доступен всем?
Мы с удовольствием слушаем музыку, которой уже много столетий. Пройдут века, тысячелетия или даже тысячелетия тысячелетий. Сменятся народы, умрут одни языки и появятся другие, но вся та музыка, которая родилась много-много лет назад, по-прежнему будет понятна нам и близка. Не нам самим – нашим далеким потомкам. Знать бы еще, что именно вечность пытается ею сказать.
Если разобраться, любая музыка – всего лишь звуковые волны в определенной последовательности. Ее не существует без нас, она становится музыкой только в нашей личной вселенной – в мозге. У каждого в своей. Пока в нее не попадет, она остается лишь волнами, но не там. Что это, если не чудо, волшебство? Или язык вечности… Не самые правильные мысли, когда подкрадываешься к людям, которых страстно желаешь убить. Но других у меня и не было.
– Трое их, – прошептал Трофим.
– Вижу, – сказал я, прижимая приклад к плечу и вставая в полный рост, так мне будет удобнее. – Надеюсь, они последние.