Хозяин предложил ему еще чашку чая, но судья Ди покачал головой. Протянув Лину два ключа, он сказал:
— Я возвращаюсь в управу. Среди бумаг вашего компаньона я не нашел ничего указывающего на то, что у него были враги, следовательно, это и вправду убийство с целью ограбления. Для бедняка три серебряных слитка — большое богатство. Почему так мечутся эти птички? — Он подошел к клетке. — А, вот в чем дело, у них вся вода высохла. Вам стоит приказать слуге наполнить поилку, господин Лин.
Лин что-то пробурчал и хлопнул в ладоши. Судья Ди принялся шарить у себя в рукавах.
— Какая глупая забывчивость! — воскликнул он. — Я оставил наверху мой веер. Не могли бы вы принести мне его, господин Лин?
Как только Лин направился к лестнице, в комнату вошел старый слуга. Когда судья сообщил ему, что воду в клетке следует менять ежедневно, слуга ответил, покачав головой:
— Я говорил господину Лину, но он не заботится о птицах. А вот мой хозяин любил их, он…
— Да, господин Лин рассказал мне, что вчера вечером даже поспорил из-за этих птиц с вашим хозяином.
— Ну, так и было, господин, оба они были несколько возбуждены. С чего бы это, господин? Я слышал, когда принес рис, что они говорят о птицах, только не понял, в чем там было дело.
— Не имеет значения, — быстро проговорил судья, когда до него донеслись звуки шагов господина Лина, который спускался по лестнице. — Что ж, господин Лин, благодарю вас за чай. Зайдите в управу, скажем, через час, с документами, касающимися имущества вашего покойного компаньона. Мой старший чиновник поможет вам заполнить официальные формуляры и зарегистрирует последнюю волю господина Чуна.
Господин Лин рассыпался в благодарностях и почтительно проводил судью до дверей.
У ворот судебной управы судья Ди приказал стражникам вернуть кузнецу нанятую им лошадь и направился в свои личные покои, что находились за канцелярией. Старый дворецкий сообщил ему, что в кабинете его дожидается старшина Хун. Судья кивнул.
— Скажи банщику, что я желаю немедленно вымыться.
В примыкающей к бане гардеробной он содрал с себя рубаху, пропитавшуюся потом и дождем. Он ощущал грязь и на теле, и на душе. Банщик облил его холодной водой и принялся тереть спину. Но лишь после того, как судья полежал в бассейне с горячей водой, он почувствовал некоторое облегчение. В завершение банщик помассировал ему плечи и насухо растер полотенцем. Судья облачился в свежую рубаху голубого хлопка и надел на голову черную шапку из тонкой кисеи. Затем он отправился на женскую половину.
Перед тем, как войти в комнату, где его госпожи обычно коротали время по утрам, он на мгновение застыл, тронутый представшей перед его глазами безмятежной картиной. Обе его жены, одетые в расписанные цветами платья тончайшего шелка, сидели вместе с госпожой Дзао за красным лакированным столом перед раздвинутыми дверьми, за которыми был виден внутренний сад, засаженный папоротниками и высоким шелестящим тростником. Все здесь дышало освежающею прохладой. Здесь было его тихое убежище от внешнего мира жестокого насилия и омерзительных страстей, с которыми он постоянно сталкивался на государственной службе. В ту же минуту судья принял твердое решение всегда оберегать свою мирную семейную жизнь как зеницу ока.