— Нельзя ли перейти прямо к сути? — прервал судья затянувшуюся речь. — Я полагаю, вы оба можете доказать, что не были здесь поблизости прошлой ночью?
Аптекарь смущенно посмотрел на приятеля. Вэн Шуфэнг нерешительно заговорил:
— По правде говоря, ваша честь, вчера вечером мы оба присутствовали на пирушке, устроенной в самом большом доме Квартала Ив. Потом мы… э-э… поднялись наверх с… э-э… не одни. Мы отправились домой через несколько часов после полуночи.
— Дома я немного вздремнул, — добавил Юань Кай, — а потом переоделся в охотничий костюм и отправился к судебной управе, чтобы забрать вашу честь на утиную охоту.
— Понятно, — сказал судья. — Хорошо, что вы все рассказали, это избавит меня от лишней работы.
— Этот пруд с лотосами действительно очень красив, — явно повеселев, сказал Вэн. И добавил, когда они провожали судью к калитке: — К сожалению, такие пруды обычно кишмя кишат лягушками.
— Порой они устраивают адский шум, — заметил Юань Кай, распахивая перед судьей калитку.
Судья сел на коня и поехал в суд.
Начальник стражи встретил его во дворе и доложил, что для вскрытия все готово. Судья Ди сначала отправился в свой кабинет. Пока писарь наливал ему горячего чаю, судья написал короткую записку Ма Жуну, поручив ему опросить двух куртизанок, с которыми провели ночь Юань Кай и Вэн Шуфэнг. На мгновение он задумался, потом прибавил: «Проверь также, ночевал ли слуга Менов в доме своего отца». Он запечатал письмо и велел писарю немедленно доставить его Ма Жуну. После чего судья быстро съел несколько лепешек и направился в боковой зал, где его ожидал судебный врач с двумя ассистентами.
Вскрытие не выявило ничего нового: поэт находился в добром здравии; смерть наступила от удара кинжалом в сердце. Судья приказал начальнику стражи поместить тело во временный гроб до окончательного решения о времени и месте похорон. Он вернулся в свой кабинет и вместе с со старшим писарем приступил к работе с поступившими бумагами.
Ближе к полудню вернулся Ма Жун. После того как судья отослал писаря, Ма Жун уселся напротив стола своего начальника, потеребил свои короткие усы и начал, благодушно улыбаясь:
— Цветок Персика уже была на ногах, ваша честь! Когда я постучал, она как раз прихорашивалась. Вчера у нее был выходной, так что спать она легла рано. И выглядела как никогда очаровательно, и я…
— Да, да, ближе к делу! — с досадой оборвал его судья. Часть его замысла явно потерпела неудачу. — Она должна была немало тебе порассказать, раз тебя не было почти все утро.
Ма Жун бросил на своего хозяина укоризненный взгляд и сказал серьезно: