Взяла бокал, мгновение глядя поверх края. Глотнула.
Да, Блазей знал. «Это останавливает мысли, — говорила Алица. — Мельницу, которая мелет и мелет вопросы. Колеса Молоха». Для женщины она вовсе не глупа, куда умней его. Штеху даже пришлось порыться в Сети, чтобы выяснить, кто такой Молох. «Не думать, — говорила Алица. — Проснуться, к полудню выпить — и так, покуда не захочется спать, а вечером повторить».
Взгляд трезвый, но он не обманывался: жена пьет достаточно, чтобы не пьянеть от полбутылки вина. Разве что движения стали чуть заторможенными.
«Ну да, я виноват, я знаю. Но, черт, не я заставил тебя пить! Это был твой выбор, ты сама…» Блаз хотел ответить, но с губ сорвалось шипение напополам со стоном. Сдавленное мычание. Левая половина рта не двигалась.
Темнота.
Шипение и треск.
Темнота.
Уже проснувшись, он невнятно бормотал: «Не я заставил, не я, это не я…» Блаз лежал на животе, левая сторона лица прижалась к подушке так тесно, что не разлепить губ.
Как каждый день после пробуждения, он еще миг лежал, как будто жизнь идет своим чередом, а потом оно все навалилось. Скопом.
Да, Алица пила. Уже… год, два, три? Черт знает, когда он стал ей невыносим.
Да, Алица ушла. Навсегда. В первые дни ему хотелось забиться в угол и тихо, медленно умирать. Он взял неделю отпуска. Против воли заставлял себя есть, пить, а спать… выходит, что жена права. Бутылка в самом деле помогала остановить мысли и провалиться в сон.
А потом ее нашли в осоке, в грязном пруду посреди парка, посиневшую и с ножевыми ранами в животе. Опознание. Рука полицейского на плече. Блаз хватал ртом воздух, потому что дыхание все разом вышло, и он захлебывался слюной и не мог вдохнуть.
Треск.
Шипение и темнота.
Штех сел и охнул, когда грудь прошило болью.
Включенный телевизор залил дальний угол серым мерцанием. Помехи на весь экран, шипение и треск. Гребаный мотель! Гребаный допотопный телевизор, который включается, когда хочет, да притом еще показывает рябь.
В темноте он спустил на пол ноги и лишь теперь взглянул на тумбочку. Во мраке светились цифры: 03:09.
Черт.
Черт-черт-черт!
А ведь он хотел совсем немного полежать, а после узнать у сторожа, проезжал ли убийца. В животе заурчало, едва вспомнились лапша, сэндвичи и растворимое пюре в автомате.
Таблетка. Сперва таблетка!
За спиной все так же шумел экран, и Блазу чудилось, что тот шепчет: «С-стрый. С-стрый…» На эмали раковины чья-то рука нацарапала «ублюдок», и Штех вздрогнул, когда это увидел. Потом заметил, что вся поверхность сплошь покрыта ругательствами: с вечера Блаз принял их за паутину трещин.