– М-да, п-пожалуй. – Тюльпинс нахмурился. – Без бумаг моя матушка может отказаться платить, вы п-правы. Меня, безусловно, она любит больше всего, что есть в Хранительстве, но свои деньги, как мне кажется, она любит не меньше… Я подпишу бумагу, мистер Тваль. Ведите меня к своему другу.
Путник так широко улыбнулся, что по спине у Тюльпа пробежал холодок. Но разве мог он сейчас хоть что-нибудь сделать вопреки мистеру Твалю?
Дверка кареты автоматически распахнулась, и Тюльпинс увидел город шатров: всех видов и мастей, они заполняли небольшую площадь. Между шатрами сновали музыканты с чудными барабанами, а пьяницы, усевшись прямо на землю, пели похабные песенки. Старухи раскладывали карты и кидали кости, а молодые девицы в узких платьях разносили снедь в плетеных корзинах. М-да, уж такое общество точно не обратит внимания на господина в потрепанной пижаме, тут нечего и беспокоиться.
– Ну-с, мой друг совершенно серьезный человек. Он, конечно же, не живет ни в одном из этих шатров. Так что нам с вами туда, за площадь. Да-да, вон к тем милым домишкам.
Тюльпинс недоверчиво поднял бровь, завидев кривобокие развалюхи, которые Путник назвал милыми. Выложенные из соломы и серой глины, крытые жесткой длинной травой, они не производили приятного впечатления. Словно выстроили их недавно, да только вот неясно зачем: жить в них, как казалось со стороны, совершенно невозможно.
Но Путник крепкими пальцами схватил локоть Тюльпа и поволок его сквозь толпу, нашептывая на ухо, какими достопримечательностями обладает город развлечений. Тюльпинс, еще не совсем придя в себя, решительно ничего не понимал.
Домик, в котором жил «совершенно серьезный человек», разместился на самом отшибе. Возле него стояли два высоких и до того несуразных парня, что казалось, выделаны они из грубого серого камня. Да вот только мастер, пытавшийся придать им человеческие формы, был пьян или вовсе безрук, а оттого лица их вышли плоскими, носы – скошенными, а плечи – практически квадратными.
– Я к господину Фату, – низко поклонившись, пролепетал Путник. Тюльпинса он вынудил проделать тот же ритуал, хоть парень был от него не в восторге.
Внутри домишко оказался еще уродливее, чем снаружи: голые, криво вылепленные стены, покосившийся стол с кипой бумаг и пол из прогнивших досок, сквозь который пробивались тонкие побеги синевато-зеленого растеньица.
За столом сидел господин с землистого цвета лицом и плотно сжатыми тонкими губами. Видавший виды парик на его голове покосился, потертое жабо местами порвалось, но господин делал вид, что так и должно быть, и, вероятнее всего, все в округе ему верили.