Мне было плевать на пытки Сэла, они почти всегда быстро заканчивались потерей сознания и болезненным покачиванием на волнах меж явью и бредом. Но вот Лианел… Ее фантазия оказалась куда хуже. Девушка любила растягивать удовольствие, доставляя куда больше боли, чем ее паж. При этом меня до дрожи пугала ее мягкая улыбка и как контраст – ледяные глаза палача.
Скоро я сбился со счета, ныряя в глубины подсознания всякий раз, как мучители покидали камеру. Я посещал Нексус раз в неделю, открывая навыки, а затем перемещался в «библиотеку», осмысливая их. Не знаю, для чего занимался этим, наверное, чтобы не слететь с катушек окончательно. Возможно, даже надеялся отомстить. Но напрасно.
Прошло, как мне кажется, несколько месяцев, прежде, чем пытки Лианел приобрели более жестокий характер. Я уже знал, что снаружи, за стенами замка, творится невесть что: толпы зараженных бродят по улицам столицы, а немногие уцелевшие скрываются в подвалах домов. Стражники у дверей камеры болтали о том, что король сошел с ума, когда узнал о коварстве своей дочери, а власть взяли в свои руки те аристократы, что были не согласны с правлением Ниандая.
Меня кормили один раз в день. Похоже, Лиа хотела растянуть удовольствие подольше. Но даже так, каждые последующие сутки становились более невыносимыми. Нет, тело постепенно привыкло к боли, и я даже научился отгораживаться от нее. Но вот разум медленно, но верно разрушался. Я ощущал, как дают трещину защитные стены, выстроенные мною, не позволяющие сойти с ума от перенапряжения. Каждый следующий день все больше и больше разрушал эти ненадежные оковы, пока в конце концов не настал час.
В этот день снова была очередь Лианел. Принцесса понемногу отрезала пальцы на ногах, что-то рассказывая вслух.
– Знаешь, я очень рада, что ты все еще не покинул меня, любимый, – сказала вдруг она. Ласковое обращение заставило меня взглянуть в глаза Лиа, оказавшиеся неожиданно теплыми и нежными. Ее полные губы слегка приоткрылись, а в следующее мгновение принцесса страстно поцеловала меня. Такого напора и такой всепоглощающей нежности нельзя было ожидать от подобной твари.
Это и послужило спусковым крючком. Я ощутил, как с громким треском рухнули стены подсознания, лавина мыслей, образов и чувств захлестнула меня. Кажется, в моем разуме заговорили одновременно более двадцати разных личностей, а затем слились в две: темную и светлую.
– Вот ты и допрыгался, сопляк, – брезгливо произнес Темный, глядя с укоризной. Светлый только вздохнул, покачав головой.
– Ты же видишь, что ему пришлось пережить.