Таким союзникам он ничего не был должен; они пришли не помогать, но принести свои поздравления. Борьбу Саладин вел в одиночестве. За исключением того случая, когда, наконец, на помощь в войне пришел его брат, невозможно указать ни одного полководца либо советника, который оказал бы на султана какое-либо влияние, или тот попал бы под его воздействие. Военный совет, несомненно, руководил его военными операциями и иногда предлагал более рациональное решение, как то было под Тиром и Акрой, но в этом совете невозможно выделить какой-то один решающий голос, перевешивающий все остальные, который мог бы повлиять на точку зрения султана. Брат, сыновья, племянники, старые боевые товарищи, новые вассалы, проницательный кади, осторожный секретарь, фанатичный проповедник – все они имели свой голос в общем решении, и были верными помощниками своему господину по мере своих способностей, но ни один из них ни на минуту не забывал, кто был их Господином. В это бурное, полное трудов, критическое время одна воля была над всеми – воля и ум Саладина.
Когда борьба завершилась и франки были оттеснены к морскому побережью, а места, равным образом святые для мусульман и христиан, перешли вновь во владение Саладина, он вполне мог начать мечтать о более могучей и обширной империи. Воспоминания о первой великой эпохе сарацинских побед и даже последний пример сельджукских побед могли пробудить намерения дальнейших завоеваний. Но они еще не созрели в должной степени, чтобы побудить султана к действию и нарушить недавно установленный мир. Первой заботой Саладина было дать отдых его уставшим войскам. Сразу же, как только был заключен мир, его воины были распущены по домам. И уже 10 и 11 сентября длинные процессии уроженцев Месопотамии отправились в желанный путь в свои города и селения, расположенные на берегах великих рек и на плоскогорьях. Его второй заботой были многочисленные караваны христианских паломников, которые получили возможность осуществить свою мечту и увидеть место, где Господь встретил свою смерть. Да, в Иерусалиме было много грубых воинов сарацин, страстно желавших отомстить за гибель своих родных под Акрой; но эскорты, сопровождавшие по приказу султана паломников в пути, и гуманный образ правления честного Джурдика в столице обеспечивали полную безопасность пилигримам.
Сам султан посетил Иерусалим в сентябре, когда Губерт Вальтер (Уолтер), епископ Солсберийский, привел третий караван паломников в святые места. Те события так описаны в «Итинерарии».
«Этому епископу, по причине его честности и потому, что имел он славу человека мудрого, Саладин предоставил дом для постоя без всякой оплаты. Но епископ отказался от этого, объяснив это тем, что он и его сопровождавшие были пилигримами. Тогда Саладин попросил своих слуг отнестись к епископу и его людям со всевозможной учтивостью. Саладин также послал ему много ценных даров и даже пригласил его к себе, чтобы увидеть, как он выглядит внешне. Он велел показать ему Святой Крест, и они провели длительное время в частной беседе. Пользуясь удобным случаем, Саладин поинтересовался, каков характер и привычки короля Англии. Он также спросил, что христиане говорят о сарацинах. Ему епископ ответил так: „Что касается моего господина короля, то я могу сказать, что нет ни одного рыцаря в мире, который превосходил бы его в военном деле или был бы равен ему в отваге и благородстве. Его отличает то, что ему присущи все положительные качества. …Если вы смогли бы передать какие-то свои благородные черты характера королю Ричарду, а он вам, так что каждый из вас обогатился бы талантами другого, тогда весь мир не был бы в состоянии нести бремя двух подобных правителей“. Тогда Саладин, до тех пор внимательно слушая епископа, прервал его и произнес: „Мне известна достаточно хорошо великая доблесть и мужество вашего короля. Но, мягко говоря, он часто бывает слишком легкомысленным и напрасно подвергает опасности свою жизнь. Теперь, что касается меня, каким бы великим правителем я ни был, я предпочел быть богатым, придерживаясь мудрости и умеренности, чем быть на стороне дерзости и распущенности“.