Вблизи мать выглядит пугающе: под ее бледной кожей темнеют вены, а глаза не полностью черные, как у остальных: в радужной оболочке заметны кроваво-коричневые вкрапления. Она выглядит хрупкой, как бумага, обезвоженной и сухой, как дно наземного озера. Ее волосы поредели, я вижу проплешины на голове, значит, они выпадают. И я более чем уверена, что даже если она вернется к жизни, то никогда не станет похожа на мою маму. Она останется похожей на них: да, она меньше, но такая же лысая, черноглазая и лишенная человеческих черт.
Возможно, они тоже не всегда были такими. До того, как люди нарекли их богами. Как пикты, раса гигантов, которые ходили по этой земле задолго до нас. А может, питаясь плотью и кровью людей, которых когда-то любила, она станет крупнее, ее конечности вытянутся и заострятся. И тогда она будет способна только пугать и убивать, ничего более.
Я медленно наклоняюсь, не сводя с нее глаз, и дотрагиваюсь до шеи отца, чтобы проверить пульс. Мои пальцы становятся влажными, и под ними не чувствуется биения. Я понимаю, что она сделала.
Когда я выпрямляюсь, мой палец крепко сжимает спусковой механизм.
Насторожившись, она отступает на шаг назад и снова жестом просит идти за ней. Показывает пальцем на меня, потом на свое ухо, а потом складывает ладони вместе.
Послушай. Пожалуйста.
Мне следовало бы развернуться и бежать, дождаться под солнцем Рена и вместе завалить вход в пещеру.
Мне следовало бы пристрелить ее, а потом и отца, чтобы он не обратился. Тогда бы мне не пришлось больше никогда видеть их такими, всю жизнь помнить, что они остаются под горой. Не пришлось беспокоиться, что однажды ночью я выгляну в окно и увижу их, стоящих плечом к плечу и дожидающихся меня.
Однако какая-то крошечная, глупая часть меня желает знать, что она хочет мне сказать. Я семь лет мечтала о том, чтобы мама вернулась. И теперь она стоит передо мной и умоляет уделить ей минуту внимания. Так что, невзирая на то, что отец лежит у ее ног, я смотрю матери в глаза и киваю. Она переводит взгляд на револьвер в моей руке.
Я понимаю и ставлю оружие на предохранитель. Услышав тихий щелчок, мама снова странным образом склоняет голову набок и улыбается. Словно гордится тем, что я хорошо себя веду. А я ненавижу себя за то, что мне нравится доставлять ей удовольствие.
Кладу револьвер в карман так, чтобы рукоять взглядывала наружу. На всякий случай.
Она ведет меня по ложу озера в правую сторону. Ее поступь бесшумна, она двигается с такой грацией, которой раньше я в ней не наблюдала. Впереди виднеется проход – темное пятно на сводах пещеры. Оглядываюсь назад, и меня охватывает паника от понимания, что я больше не вижу тоннель, откуда пришла, потому что он скрылся в темноте. Мне кажется, здесь десятки тоннелей, ветвящихся от берегов древнего озера и уходящих глубоко-глубоко под гору. Конечно, так и есть, иначе где остальные существа? Я проклинаю себя за то, что не использовала палку или камень, чтобы указать себе обратный путь.