Мое сердце трепещет, и я шагаю за мамой по тоннелям, пока мы не оказываемся в небольшом гроте. На стенах сверкает кварц, он как призма отражает свет, и повсюду пляшут радужные блики. Ее кожа поглощает их, но они видны на моей. В углу лежит комок одеял, а на стене виднеются знаки. Я сажусь на корточки, чтобы рассмотреть их, и у меня начинает сосать под ложечкой, когда замечаю темно-красные очертания фигур. Женщина, мужчина и ребенок. Нарисованные кровью.
Я понимаю, что это ее уголок. Должно быть, поэтому в большом гроте никого нет. Видимо, у каждого есть свое собственное местечко, подобное этому. Маленькое скрытое ото всех убежище. Она привела меня в свое гнездо.
Я оборачиваюсь и вижу, что она загораживает собой выход. От предчувствия беды тело пробирает крупная дрожь. Я совершила ужасную ошибку. Позволила ей заманить себя в ловушку.
Мама подходит ко мне, и я замечаю, что мы теперь одного роста. Помню, она всегда была выше меня, но теперь я ее догнала. За семь лет я выросла и стала женщиной. А она превратилась в монстра.
– Почему я здесь? – интересуюсь я, хотя ответ мне известен. – Что ты хочешь?
Она открывает и закрывает рот, словно пытаясь припомнить, как им пользоваться. Думаю, до этого момента она не разговаривала семь лет. Ей это было не нужно. Но когда она начинает говорить, звук наводит на мысли о земле и могилах. Ее голос – бездна.
– Моя дочь. – И ответ, и проявление нежности. Меня тянет к ней вопреки воле.
– Тебе было больно? – спрашиваю я.
И с ужасом наблюдаю, как клок волос отваливается от ее головы и падает на руку. Она смахивает его, как насекомого, не придавая этому никакого значения. Меня вдруг накрывают воспоминания: мама у своего туалетного столика расчесывает волосы и рассказывает мне, что по утрам и по вечерам ей приходится по сто раз проводить по ним расческой.
– О да. – Она улыбается, и ее зубы сияют.
Я кладу правую руку в карман на револьвер, обвиваю пальцами его рукоять. Указательным отыскиваю спусковой механизм, а большим – курок. Даже если я достану его вовремя и смогу ее подстрелить, мне придется как-то выбираться отсюда. Придется находить дорогу, прокрадываться мимо остальных, которые совершенно точно выберутся из своих норок, чтобы убить меня.
«Слишком поздно», – понимаю я. Я умру. По крайней мере, на какое-то время.
– Закрой глаза, – говорит она, и изо рта у нее пахнет мясом и костями.
Ее зубы – единственное, что я вижу.