– Что случилось? – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал скучающе, даже немного раздраженно.
Я довольна собой, но, когда встречаюсь с ним взглядом, это чувство исчезает. Он совершенно точно мной не доволен.
Я выдавливаю улыбку. Он не улыбается в ответ. Ох, черт. Отец стоит, заслоняя собой проход и пригибая голову, чтобы не удариться о дверной косяк. А я пытаюсь свыкнуться с мыслью, что он перекрыл единственный выход. Он настоящий гигант. Когда я была совсем еще крохой, то помещалась у него на ладонях. Он наклонялся вперед, приподнимал за руки и качал меня взад и вперед между ног, и я никогда даже близко не доставала до земли. Я не унаследовала его рост, но мне достались темные кудри, похожие на гнездо, и угольно-черные глаза – характерные признаки представителей семьи Дуглас. Сейчас глаза моего отца непроницаемы, холодны и бездонны, как вода в озере и, встретившись с ними, я изо всех сил стараюсь не вздрогнуть.
– Ты проверила сети? – спрашивает он.
– Да.
– Все?
Я киваю, а мой взгляд падает на охапку лохмотьев в его правой руке. Нет. Не лохмотьев. Остатков сети. О, дьявол. Вот в чем дело: я проверила не все сети. Один-единственный раз решила не идти к самой дальней, что стоит у горы на севере, чтобы вернуться и закончить переписывать текст. В свою защиту могу сказать, что последние три года я исправно проверяла эту сеть дважды в неделю. В нее никогда ничего не попадало – ни одной крошечной рыбешки – и ее ни разу не требовалось чинить. До сегодняшнего дня.
– Альва?
В продолжение вранья смысла нет, однако это меня не останавливает.
– Я забыла. На прошлой неделе она была в порядке, – оправдываюсь, поднимаясь со стула, и мой пульс тут же учащается.
В ответ он разворачивает сеть, и я вздрагиваю, когда вижу размер дыр, которые в ней образовались. Семь лет я училась чинить сети и достигла высот в этом деле, но во всей Ормсколе не найдется столько бечевки, чтобы привести эту в порядок. Я легко пролезла бы в одно из отверстий.
Отец яростно глядит на меня сквозь сеть, и мне вдруг кажется, что он пойман. Потом я понимаю, что с его ракурса выгляжу добычей я, и у меня пересыхает во рту.
Я отвожу глаза и начинаю разглядывать прорехи, заставляя себя подойти поближе. Удивительно, что у отверстий ровные, не рваные края, словно их не выгрызали зубами, а прорезали. У того, кто это сделал, должно быть, зубы или когти, как бритвы.
– Кто способен на такое? – изумляюсь я, на секунду забывая об осмотрительности и протягивая руку, чтобы дотронуться до аккуратных краев, словно это поможет найти ответ на вопрос. Самые крупные хищники из живущих в озере – это выдры. Но не может быть, чтобы они это сотворили. То же самое касается обитающей тут рыбы. – Волк? Медведь?