Еще бы не помнить, Действительно странно, что не сообразили сразу. Не раскачались еще. Круус - блестящий психолог.
- Другое дело, - сменил тон Куракин, - я не понимаю, зачем он вам понадобился... в данном случае. Вот список, посмотрите.
- Уже смотрю, - ответил я, вчитываясь в фамилии. - Так, "Аз" отлично... угу...
Куракин был явно доволен собою. Управился почти на четверть часа раньше срока.
- "Буки" - согласен. Молодцом, Федор Викентьич.
Он цвел. От сонной припухлости щек, что я отметил час назад, не осталось и следа.
- "Веди" - согласен. Отличные ребята. "Добро"... стоп. Тарасов?!
- Что такое? - растерялся Куракин. Я поднял лицо от списка. Только таких вот проколов не хватало нам с самого начала. Ужасно не хотелось устраивать разнос тому, кого минуту назад заслуженно хвалил, но...
- Он же буддист!
Майор молчал, хлопая ресницами. Кажется, он еще не понимал.
- Кто дал вам право, майор Куракин, ставить человека в ситуацию, в которой почти наверняка от него потребуется выбирать между долгом по отношению к требованиям его веры и долгом по отношению к делу и соратникам? Вы что, не понимаете, к какой психологической травме это может привести?
Куракин на глазах становился красным, как рак.
- Я уж не говорю об интересах дела. Тарасов - прекрасный сыскарь, спору нет, но при огневом контакте с возможным противником вполне может засбоить. А это не шутки!
У бедняги даже лоб вспотел. А глаза сразу погасли - стали, как у снулой рыбы.
- Виноват, господин полковник, - безнадежно проговорил он.
- Такие мелочи могут дорого стоить. А кандидатура хорошая, давайте перебросим его в "Веди". А на его место поставим, например, Веню Либкина. Я его помню по Тарбагатаю. Отличный боец.
- Он в отпуске, - тихонько сказал Куракин.
- Вообще-то, я тоже в отпуске... Ну да ладно. Пусть кто-нибудь иной, посмотрите сами. Веня тоже устал.
Уселся обратно, подпер гудящую голову обеими кулаками и стал читать дальше.
Список завершал Рамиль Рахчиев, и я снова улыбнулся. Это уж то ли майор хотел сделать мне приятное, то ли мальчик еще вчера, заслышав, что дело отдают мне, загодя напросился сам. Он старался повсюду быть ко мне поближе и, признаюсь, я сам испытывал к молодому крымчаку нечто вроде отцовских чувств. С отцом Рамиля, крупным океанологом Фазилем Рахчиевым, я познакомился восемь лет назад; обстоятельства знакомства не слишком располагали к нежным чувствам, кто-то из экипажа "Витязя", пользуясь тем, что у науки нет границ и корабль заходит в самые разные порты, переправлял на нем разведданные для, как быстро удалось выяснить, иранской спецслужбы - и когда мы сели вражине на хвост, он умело и удачно постарался навести подозрения на Рахчиева, благо тот был единственным мусульманином на судне. Но я не купился, и мы с Фазилем подружились, и я стал желанным гостем в его доме, в крымской деревеньке Отузы.