Трусливый Ваня (Чехов, Горький) - страница 19
Не вытерпели, наконец, мужики, собрались вместе и пошли к деду-бабе.
— Как себе хотите, дед-баба, а больше нашего терпения нет. Житья нам не стало от вашего чудовища беспощадного. Вы его или продайте, или на мясо зарежьте. А больше мы не согласны!
Попробовала было баба заступиться:
— Что уж вы так строго? Чай, не разорила вас моя бедная ангорская козочка.
Мужики как грохнут от смеха, как закачаются:
— Да что ты, матушка! Разуй глаза-то, разве же это ангорская коза? Настоящий, что ни на есть, деревенский козёл.
— Да неужели же? Батюшки, стыд-то какой! Пропали мои ангорские варежки! Ах, пропало моё козье молочко…
И в ту же ночь пристала к старику. Пилила его, пилила… Осрамил ты меня на всю округу. Куда мне теперь глаза девать? Засмеют, задразнят меня, станут козлиной бабушкой звать. А всё через тебя, окаянный старик. Нет, как хочешь, а чтобы этой страшной твари в моём доме не было. Завтра же веди её на базар продавать. Иначе житья тебе от меня не будет.
Делать нечего. Покорился дед. Встал утром пораньше, обмотал рога козлу верёвкой и повёл за конец. А козёл и тут отличается. То упрётся копытами в землю, головой мотает — с места его не стронешь, то как подерёт вперёд — старик за ним еле поспевает, рысью бежит. Парни идут навстречу, заливаются:
— Дедушка, а дедушка, кто кого на базар продавать тащит: ты козла, аль козёл тебя?
Однако кое-как дошли они до базара, вёрст за двенадцать от своей деревни. Удалось деду продать козла очень скоро и выгодно. Расставаясь с козлом, чуть не плакал дед. Говорил новому владельцу:
— Уж ты, милый человек, побереги козелка-то. Он не простой, а ангорский. Умён до чего: только не говорит!..
Вернулся домой, отобрала у него баба деньги, легла спать.
А наутро… батюшки! Что за крик такой страшный на улице? Дед и баба к окну. А на них снаружи прямо так и тянется противная козлиная морда. Стал на дыбки, передними ногами в стену стучит, ушами хлопает, бородищей трясёт, носом дёргает и орёт во всё горло:
— Бе-е-е… Поесть бы мне-е-е!..
А на шее у него мотузок[30] верёвки болтается. Отгрыз-таки, подлец!
Да это ещё что! Глотнувши свободного-то воздуха, стал козёл по всей деревне озоровать. Раз пять его старик водил на продажу. Один раз в телеге увёз за тридцать вёрст, голову ему в мешок завязавши. Вернулся ведь! Через два дня вернулся. Весь в репье, в ссадинах, хромой, грязный, вовсе неприличный, и дерёт горло на всю деревню:
— Рады ли вы мне-е-е?..
Дошло, наконец, до того, что опять пришли мужики к деду, на этот раз уже всей деревней, от мала до велика, и сказали: