Убивая Еву: умри ради меня (Дженнингс) - страница 75

– Да, Чарли, понимаю.

– Но объясни нам, как ты вообще оказалась с женщиной? В смысле, ведь ты же жила с мужем? Как там его, Нико? Оксана всегда называла его «польским козлом».

– Он не козел, он хороший человек – но да, так и есть.

– И все было нормально?

– Ну-у. Да.

– И что же случилось? Ты проснулась однажды утром и сказала: нахрен все это дерьмо, хочу киску? Так?

– Нет, совсем не так.

– Так как же? Расскажи.

– Думаю… Боже, тут все так сложно. Ладно. Начнем с того, что Оксана – ее тогда звали Вилланель – меня просто очаровала. От тогдашней работы руки опускались, было ощущение, что она ведет в никуда, и тут вдруг появляется эта женщина, которая не подчиняется никаким правилам, которая на ходу сама сочиняет жизнь, которая творит любую херню, какую заблагорассудится, и выходит сухой из воды, и поначалу меня это бесило, поскольку моя собственная жизнь была настолько… была совсем не такой. «Да как она смеет?» – думала я. Я негодовала. Но потом, мало-помалу, меня начало восхищать ее мастерство, ее хитроумие, да и вся эта игра, которую она ведет. Это стало очень личным. Очень интимным. Помнишь браслет, который она купила мне в Венеции?

– Еще бы не помнила. Мы были готовы ее придушить.

– Знаю. А ведь на тот момент мы с ней еще даже ни разу не встречались.

– Переходи к сексу.

– Секс был вообще ни при чем. В то время.

– Секс всегда при чем.

– Тогда зачем ты меня расспрашиваешь?

– Потому что, б…, мы ревнуем. Потому что хотим вернуть ее.

– Чарли, спустись на землю. Думаешь, кому-то из нас позволят просто уйти? Думаешь, будет, типа, «стали жить-поживать»?

– А ты так не думаешь?

– Нет. Если провал, мы погибнем. Если успех – и если наша цель настолько высокого полета, как говорят, – мы все равно погибнем, поскольку никто не захочет, чтобы мы шлялись по миру и трепали языком.

– Но зачем нам что-то рассказывать? Мы будем молчать, ты тоже, Оксана – тем более. Просто будем дальше работать на «Двенадцать».

– Чарли, если ФСБ услышит хотя бы полслова, что мы в этом замешаны, ты не успеешь произнести «Бэйлиз», как уже будешь сидеть на допросе в лефортовской камере. А там мы заговорим, можешь мне поверить. Там любой заговорит.

– Мы любим «Бэйлиз», это лучший напиток в мире. И извини нас, конечно, но мы все равно хотим, чтобы Оксана вернулась к нам. Нет, ну в самом деле – что у вас с ней общего? Ничего. И сегодня вечером. Она с тобой даже словом не обмолвилась. Одной тебя, Ева, ей мало.

– Иди спать, Чарли. Я устала. Завтра увидимся.



Рано проснувшись, я сползаю вниз по лестнице в уборную, которую Антон упорно называет «гальюном». Она крошечная, но уединенная, и в ней есть душ с пресной водой, нагреваемой от генератора. Окутанная паром, я тороплюсь насладиться горячей водой, которую позволяю себе включить на минуту с небольшим. Подозреваю, что основную часть дня мне предстоит провести на собачьем холоде.