Инженер, ухмыляясь, развалился на полу, широко раскинув длинные ноги и подложив под голову вещмешок.
– Пойди лучше погуляй перед сном, – пошутил он. – Соловья послушай в ближайшей роще… цветочки собери…
Музыкант улыбнулся и сам не зная зачем послушно вышел из комнаты.
Сразу в коридоре, в электросварочном свете сумасшедшего утра он увидел стоящую откинувшись на стену дочь.
– Что ты тут? – испуганно спросил он.
– Слушаю, что вы говорите, – ответила она без тени смущения. – Не могу спать так сразу. Слишком устала.
– Ах, ты… – он осторожно провел ладонью по ее склеившимся от пота и грязи волосам. Она испуганно отпрянула:
– Нет, нет, я противная, пыльная… не надо.
– Что ты говоришь такое…
– Нет-нет, – она вытянула руки вперед, защищаясь, словно он нападал, – правда… Мы дойдем до реки, – мечтательно произнесла она, – до чистой прохладной реки, и сами станем чистыми и прохладными, вот тогда… господи, как я устала. Если бы все на меня не оглядывались, я бы уже умерла.
– Я теперь буду идти затылком вперед, хочешь? – серьезно предложил он, и она наконец улыбнулась – едва заметно, но все же улыбнулась. Он взял ее за руку.
– Я слышала, что пилот говорил о нас, – тихо произнесла она, глядя в пол, и пальцы ее задрожали в руке музыканта. – Мы ваше будущее, да?
– Как всегда.
– Он ведь очень хороший человек, правда?
– Правда. Теперь нет плохих. Это слишком большая роскошь – быть плохим.
– Ты странно говоришь. Думаешь, чем нам хуже, тем мы лучше? А вот мама говорит, все хорошие да добрые, покуда делить нечего.
– А ты сама как думаешь?
– Мама права, наверное… Только я думаю, люди вообще не меняются – уж какой есть, такой и будет, что с ним ни делай.
– Люди меняются, – ласково, убеждающе проговорил он. – В людях очень много намешано, самого разного, и это разное все время друг с другом взаимодействует, а наружу – то одно выскочит, то другое…
– Так сладко тебя слушать, – прервала она и, вдруг подняв лицо, завороженно уставилась ему в глаза. – Будто ты все знаешь и все можешь. Хочу ребенка от тебя.
У него перехватило дыхание. Он осторожно потянул ее к себе, и она со вздохом прислонилась щекой к его груди. Сердце его отчаянно билось в радостном ожидании. Точно он сел к роялю. Она была такая маленькая… Совсем беззащитная, как ребенок. Ребенок. Он попытался представить ребенка у себя на руках, но не смог. Скрипку мог. Автомат теперь тоже мог. Мы все тоскуем по детству, подумал он, всю жизнь стремимся вернуться в детство… Но сделать это можно лишь одним способом. Буду очень любить их, понял он. Только бы дойти до чистой реки, туда, где не понадобится дрожать за него ежесекундно и видеть в кошмарных снах, что его утащили крысы.