Там, куда шли корабли, ждали мужчины, женщины, дети. Они не знали о существовании именно этих кораблей, не знали их названий, не знали, как зовут людей, отделенных от холодной огромности моря лишь тремя четвертями дюйма стальной обшивки. Если эти и тысячи других кораблей не дойдут до цели, мужчины, женщины и дети будут страдать от голода, холода и болезней. Их может разорвать на куски бомбой. Их может постичь еще худшая участь – участь, которую годы назад хладнокровно сочли худшей; они могут подпасть под гнет тирана, лишиться своих свобод, а если так – они чувствовали это инстинктивно, даже если и не могли обосновать логически, – пострадают не только они сами, но и весь человеческий род, мир в целом станет менее свободным.
Некоторые на кораблях это знали, даже если необходимость держать курс и место в строю вытесняла у них из головы подобные мысли, но многие ни о чем таком не думали и переживали опасности и тяготы по другим причинам, а то и вовсе без причин: люди, желавшие денег, выпивки, женщин или той уверенности в завтрашнем дне, что дают иногда деньги; люди, которым многое надо было забыть, и недоумки, которым нечего было забывать; кого-то погнала на флот необходимость кормить детей, кто-то бежал от неразрешимых проблем.
Одни обеспечивали вращение винтов, другие – сохранение места в строю, третьи поддерживали рабочее состояние корабля, а четвертые кормили тех, кто всем этим занят. Но покуда они исполняли свой долг – из высоких побуждений или из низких, а кто-то и вовсе сам не зная зачем, – они были просто деталями своего корабля. Деталями, в силу человеческого разнообразия не обработанными до единого стандарта, – и они, или их корабли (не разделяя корабль и команду), оставались материальными объектами, которые одна сторона защищает, а другая пытается уничтожить, объектами, которые проведут через океан или отправят в ледяные глубины.
Среда. Предполуденная вахта – 8:00–12:00
В конвое было почти две тысячи человек, в эскорте из двух эсминцев и двух сторожевых кораблей – более восьмисот. За три тысячи жизней и материальное имущество на пятьдесят миллионов долларов (бесполезное численное выражение неоценимого) отвечал кавторанг ВМС США Джордж Краузе, сорока двух лет, рост пять футов девять дюймов[2], вес сто пятьдесят пять фунтов[3], телосложение среднее, цвет глаз серый, командующий эскортом и капитан эсминца «Килинг» типа «Мэхен» водоизмещением пятнадцать тысяч тонн, спущенного на воду в 1938-м.
Это голые факты, а факты порой ничтожны. Позади, в середине конвоя, шел танкер «Хендриксон». По балансовой отчетности компании-владельца танкер оценивался в четверть миллиона долларов, а груз нефти – еще в четверть миллиона, и все это не значило ровным счетом ничего, а вот тот факт, что, доставленный в Англию, его груз обеспечит час под парами всему британскому флоту, означал неизмеримо много – как оценить в деньгах час свободы для мира? Человеку, мучимому жаждой в пустыне, безразлично, сколько банкнот у него в карманах. Вес кавторанга Краузе был фактом вполне существенным, так как влиял на время, за которое тот успеет добраться до мостика в критической ситуации, и даже мог косвенно указывать, что ему хватит сил оставаться там, сколько потребуется, невзирая на физическую нагрузку. Это было куда важнее балансовой стоимости «Хендриксона» даже для владельцев танкера, хотя те никогда не слышали про кавторанга ВМС США Краузе. И уж тем более их не волновало, что он сын лютеранского пастора, воспитан в строгой вере и очень хорошо знает Библию. Однако все это было чрезвычайно важно, поскольку на войне личность и характер командира влияют на события больше, чем мелкие материальные вопросы.