— Хорошо, — согласил Готфрид. — Торбьорн, разошли стражников. Как только все соберутся, начнем совет.
Весть о происшедшем мгновенно облетела весь город. Члены большого совета спешили прибыть как можно скорее, а на городской площади постепенно собиралась толпа.
Когда Готфрид в сопровождении Торбьорна и Свена вошел в зал большого совета, тот уже был полон людей и голосов. Сто человек, сто ртов, сто мнений. Увидев конунга, все стихли.
— Приветствую вас, члены совета. — Готфрид с достоинством пересек зал и занял свое кресло.
Он смотрел на заполненный амфитеатр. Десятки лиц были обращены к конунгу. Все ждали, когда он заговорит. Среди множества собравшихся не было только человека, который последние полгода служил причиной постоянной головной боли Готфрида, не было Алрика. Будь он здесь, наверняка бы уже начал выкрикивать с места какую-нибудь бессмыслицу, которая почему-то так часто находила одобрение у окружающих. Главное, больше веры в голосе, больше огня в глазах. Уж в чем-чем, а в этом Алрику отказать было нельзя. Огня в глазах у него хватало. Как же так вышло, что Алрика больше нет, но от этого стало только хуже? Казалось бы, узел был разрублен, но как выяснилось, этот узел завязывал мешок с неприятностями, которые теперь вывалились наружу. Интересно, тот, кто убил Алрика, знал, что именно так все и будет? Конунг не любил сложности, от них начинала болеть голова. Раньше она болела из-за Алрика, теперь, с его смертью, она стала болеть еще сильнее. Среди многих лиц Готфрид неожиданно увидел Ладвика. Первосвященник сидел молча, обратив свое лицо в сторону конунга, и почему-то улыбался.
Голос конунга разнесся по залу. Готфрид рассказывал членам большого совета о том, что произошло на малом совете, а также все то, что до этого поведала Фрея. Самой Фреи в зале не было. Женщины в заседаниях совета не участвовали. Не успел конунг закончить свой рассказ, как поднявшийся с места Ульрих призвал всех немедленно напасть на поселение чужеземцев и отомстить как за смерть Алрика, так и за рану, нанесенную самому конунгу. О том, что он сам не так давно кидался на Готфрида, Ульрих не вспоминал. Его слова были встречены одобрительными возгласами большинства молодых членов совета. Правда, молодыми Готфрид считал всех, кто был моложе его самого, а таковых в зале было больше половины.
Когда шум в зале немного затих, с места, опираясь на посох, поднялся Ольгерд, один из старейших членов совета, хорошо знавший еще отца Готфрида.
— Я выслушал тебя Ульрих, выслушал всех вас, мои юные соплеменники, — Ольгерд ласково улыбнулся всему совету, — я хочу сказать, что я горд быть с вами в одном зале и слышать ваши смелые и пламенные изречения. Я верю в то, что у вас достаточно гордости и сил, чтобы сделать все, о чем вы говорите. Однако я уже довольно стар и, должно быть, в силу своей старости не все понимаю. Скажите мне, о храбрые, а что будет потом?