– Ну елкин дед, ты что, Ванька, с гвоздя сорвался… Тут башка трещит – волком вой, а ты мораль взялся читать. Забыл, как недавно на опохмел у Светки сотнягу спер – тебя выручил. Светка со мной две недели не разговаривала… Эх!..
– Да ладно ты… – смутился Иван. – Не забыл я, помню. Тут другое дело. С дочкой вот собрались на санках с Монашьей горы покататься. Давно обещал, все собраться не мог. Сегодня собрались – ты завалил. Извини, но, как говорится, не ко времени, брат. Извини.
– Ты – на санках с горки… Говорил тебе еще в прошлом году, пить меньше надо – свихнешься… Ха-ха-ха! На санках с горки… Марийка, а ты что молчишь, надулась? В обратную сторону расти начала? Замуж пора, а не с папой на санках кататься. Шел сюда – девчонки, пацаны по горе бегают, на Серебрянке катаются. И ни папы, ни мамы никакой нет…
– Ну ладно, ладно, не трогай ее, Илья. Иди, дочка, покатайся пока с ребятами. Возьми санки и иди, а я с дядей Ильей побеседую, чаем его напою и приду к тебе.
– Правда придешь?
– Честное слово, приду. Провожу дядю Илью домой и сразу к тебе. Жди.
…К вечеру лед на Серебрянке подтаял. К тому же с таежных верховий речки, где снег в узких ущельях, прикрытых разлапистыми соснами, будет лежать чуть не до середины лета, пришла наледь. Она заполнила трещины и вмятины во льду Серебрянки, и речка освещенная лучами заходящего солнца, действительно засверкала, как расплавленное серебро, хотя Марийка да и другие ребята никогда не видели, как сверкает расплавленное серебро. Не видел расплавленное серебро и не очень много и часто видел даже нерасплавленное серебро и автор рассказа. Но пусть все останется так, как написано. Ведь иногда каждому из нас: и взрослому, и ребенку, и старику, и подростку – так хочется вырваться, отрешиться от ежедневной будничной серости нашей жизни и увидеть что-нибудь необычное, яркое, сверкающее, переливающееся под лучами восходящего или заходящего солнца.
…Полозья санок и даже разноцветное, похожее на радугу сиденье светлая, процеженная рыхлым весенним льдом вода покрыла. Стоит Марийка, за витую новую веревочку новые санки держит, будто боится, что они уплыть могут, и куда-то в сторону заходящего солнца смотрит.
Подбежал Сережка Барков, хохотнул:
– Во дает! Санки купает!
Взглянул в лицо Марийки, поперхнулся. Сам не знает, почему ему вмиг хохотать и дразниться расхотелось. Может быть тонкую-претонкую морщинку-паутинку на правой, ярко освещенной вечерним солнцем щеке Марийки увидел.
– Пошли домой. Вечер уже…
– Иди. Я потом приду.
…Пошел. Идет, остановится, посмотрит на Марийку и дальше идет. Идет, остановится, оглянется, посмотрит на Марийку и дальше идет.