Шли дни за днями. Дядя Никиша основательно отъелся, разгладился, порозовел. Но никто из сельских «щеголей» бостонового костюма так и не получил. А если кто-нибудь из них робко спрашивал дядю Никишу о том, когда же одарит он бостоновым костюмом, тот использовал сотни разных отговорок, в том числе и самую весомую из них:
– Ты понимаешь, понес я было тебе уже этот самый костюм-то, а тут полковник меня увидел и себе его забрал. Подожди, вот ишо молодых солдат привезут, выберу тебе самый хороший, самый новый костюм.
Верили, ждали. Но однажды дядю Никишу из истопников-банщиков за появление на работе в нетрезвом состоянии – он явился на дежурство прямо с очередного угощения – снова перевели в гов… – фу ты, в ассенизаторы, и все встало на свои места.
За даровое угощение и даровую выпивку обманутые сельчане дядю Никишу не ругали, не били. Умение выпить на халяву во все времена на Руси считалось своеобразной доблестью.
…Давно это было, давно. Нет уже в живых ни дяди Никиши, ни его Никишихи. Разбрелись, разъехались из села его дочери. А село наше живет и здравствует. На высоком каменистом яру оно размещается. Камни воду не держат. Пройдет дождь – час-другой – и сухо.
А вот у дома дяди Никиши и в дождь, и в самую злую засуху лужа стоит. Как стояла, так и стоит. Все по-прежнему. Только окна у дома крест-накрест досками заколочены.
Как тетя Феня Бузунова четыреста рублей выиграла
Домик тети Фени Бузуновой выпадал из общего порядка – стоял не в ряду других домов улицы, а в глубине огорода, стыдливо прячась за стаи и сараюшки соседних подворий. Судя по тому, что он был построен не из бревен, а из толстых жердин, он и сам при постройке планировался как стая или сараюшка. Стены домика были обмазаны толстым слоем глины и навоза, а на крыше кособоко торчала жестяная труба.
Домик имел два крошечных оконца, одно из которых зимой и летом пузырилось каким-то серым, обесцветившимся от дождей и морозов тряпьем. На комнаты домик не делился. Да и о каких комнатах разговор, если вся площадь его была меньше любой обыкновенной комнаты!
Грубо сколоченный, из необструганных досок стол, широкий, так же грубо сколоченный топчан и сделанная из железной бочки печь – вот и вся мебель и обстановка жилья тети Фени и двух ее сыновей – десятилетнего Кешки и семнадцатилетнего Васьки, грузного, отекшею, вялого, всегда улыбающегося тихони-дурачка.
В отличие от старшего брата Кешка напоминал очень распространенную в то время игрушку – ваньку-встаньку. Маленький, пружинистый, как у нас говорили – юркий, он почти никогда не находился дома. Добывал прокорм рыбачил, ставил петли на зайцев и, что греха таить, при случае приворовывал. Особенно часто он навещал колхозный птичник и, как правило, возвращался оттуда не пустым – с пятком, десятком яиц или полной пазухой сорной пшеницы, овса, ячменя – куриным кормом.