Знамя Победы (Макаров) - страница 97

Мясо свиньи, как правило, уходило на продажу. Денег на трудодни колхозники не получали. А людям требовались одежда, обувь, лекарства, посуда, инвентарь… Все, без чего мы не обходимся и сегодня.

…Нет-нет, от голода мы тогда не умирали, уже не умирали. Но чай с забелкой, а часто и без забелки можно назвать символом того времени.

Именно эту «сытость» без сытости я называю недоедом.

О, как хотелось вволю наесться хлеба, мяса – много, много мяса, – напиться вволю молока!

Вот и спешили дети и взрослые к бойне, стоило кому-нибудь увидеть хотя бы небольшое движение людей или скота:

– Авось удастся поживиться кусочком мяса, жира, баночкой крови.

В убойные дни дядя Ваня превращался… Не могу подобрать точного слова, чтобы сказать в кого… ну, да ладно – в большого, большого начальника. Как каждому большому начальнику всегда ему требовались помощники. Вот и спешили к бойне все кто мог, надеясь, что дядя Ваня выберет себе помощников в первую очередь из первых прибывших к бойне.

Никто не кричал, не суетился, – знали дядя Ваня не любит шума, суеты, толкучки. Все улыбались, обласкивали дядю Ваню глазами, гримасами, жестами выражали готовность ринуться выполнить любое приказание бойщика.

Дядя Ваня, по-маршальски выгнув грудь и расправив широки плечи, обтянутые бледно-зеленой застиранной рубахой, важно, медленно – не ходил – прохаживался на коротких толстых ножках вдоль строя добровольцев принять участие в трудном, страшном, кровавом деле.

– Тэ-э-э-к-с! Нужны трое помощников. Беру…Тэ-э-э-к-с…

– Дя Ва… – не выдержал рядом со мной стоящий мой закадычный друг Ленька Боголюбов.

Я толкнул Леньку локтем в бок:

– Ты же знаешь. Он не любит…

– Кто вякнул?! – дернув тяжелой головой, бросил гневный взгляд в нашу сторону бойщик.

Сутунок явно наслаждался своей властью, самолично присвоенной, захваченной властью.

Маленькие, какого бы объема, роста, веса ни были люди, всю жизнь грезят властью над людьми. Неоднократно униженные и оскорбленные, обойденные и осмеянные, не блещущие умом и талантом, они спят и видят себя золотопогонными маршалами, начальниками над теми, кто выше, умнее, талантливее, сильнее их.

Они готовы на все за хотя бы минутное наслаждение подняться над людьми, которые при этом тоже в один миг становятся для них безликой, нуждающейся в поводырях слепой, а лучше сказать, ослепленной блеском регалий и позументов своих поводырей толпой.

За свое унижение, за свое пресмыкательство, за свою мизерность, за свою безликость, за свое бессилие человек-человечек мстит унижением, уничижением других, хотя бы на мгновение попавших в тень его власти людей.