Сабин остановил кровь, зажав рану, как я ему сказал. Он перевязал меня при помощи кучи марли и скотча. И мы оставили стекло и кровь на полу, чтобы отец сам все убрал. В ту ночь Сабин остался в моей комнате. Он не спал и сидел под дверью, на всякий случай. Но я знал, что все кончено, и знал, что делать.
За неделю до этого узнал, что, когда мне исполнится двадцать один год, я буду управлять большей частью имущества моей матери, включая дом. Мне не нравится думать, что она знала, какой наш отец, но… по ее завещанию все переходило нам. Так что, возможно, она действительно знала, и именно поэтому оставила меня за главного. Вот я и пригрозил ему. Если он будет держаться подальше от моей семьи – моей семьи, – то я позволю ему сохранить этот чертов роскошный дом, который он так любил. Он мог бы продолжать работать, оставаться чертовым местным героем, сохранить свой имидж, который так ценил. Но он больше никогда не посмеет прикоснуться к нам, иначе я лишу его всего. Абсолютно всего.
В ту ночь, после того как Сабин залатал меня, я попросил его оставить записку поверх окровавленного разбитого стекла. В ней говорилось: «Больше никогда. Иначе останешься без всего». Когда мы проснулись на следующий день, все уже было убрано. Разумеется, отец ни слова не сказал об этом происшествии. Но все дерьмо прекратилось. Он не захотел потерять ни этот дом, ни студию в нем, ни деньги моей матери.
После школы я проучился два года в близлежащем колледже, а Сабин свой первый курс. Мы не хотели рисковать и оставлять двойняшек с отцом наедине. А потом мы все вместе отправились в колледж Мэттьюс. В общем, в ту ночь отец пытался меня убить. И он бы сделал это. Я бы умер, не просигналь тот пейджер. Так что нет никакого Бога, никакого божественного вмешательства. Просто сообщение, которое пришло в самую нужную минуту.
Крис крепко держится за меня, все еще избегая взгляда.
– Теперь ты знаешь. Теперь ты видишь, как непоправимо я сломлен. Может быть, я и выжил, но слишком испорчен для тебя. Я не тот, кем ты меня считаешь, и не тот, кого ты заслуживаешь.
Прежде чем я успеваю возразить, он целует меня. И чем дольше длится поцелуй, тем больше я понимаю, что это его попытка сказать «прощай» мне и нам. В конце концов, он отстраняется.
– Я боялся, что это произойдет. Быть с тобой? Все возвращается в точности, как ты говорила. И становится лишь хуже. Нет, не смотри так на меня, Блайт. Это совсем не похоже на то, что пережила ты. Я говорил тебе не сражаться с прошлым, а впустить его в твою жизнь, потому что ты можешь с этим справиться. Но здесь совсем другое. Теперь я вижу, что мы никогда не сможем этого избежать. Раньше было лучше, я мог прятаться и смотреть лишь в будущее. Мы не можем притворяться, что ты не знаешь правду, и не можем делать вид, что у нас все в порядке. Я хотел бы быть кем-то другим, но так получилось, что произошедшее неразрывно связано с тем, кто я есть. Кем я всегда буду. Это сделало меня тем человеком, которого ты думаешь, что любишь. И ты любишь меня. Либо благодаря этому, либо вопреки. И то, и другое невыносимо.