— Заговор против короны — и даже мое покровительство ничем не смогло помочь.
— Вы сожалеете? — тихо спросила я.
— Сожалею? — граф удивленно на меня посмотрел, а затем задумался. — Пожалуй, да, это можно назвать сожалением.
Дальше мы шли молча, я думала о Сашке: ищет ли он меня? Очень хотелось, чтобы искал. И чтобы мать наконец вспомнила, что где-то в России у нее есть дочь, и тоже хоть немного заволновалась. Хотя на нее надежды мало, она звонила мне из Техаса раз в месяц и то затем, чтобы узнать номер перевода. Я сдавала ее двушку в центре столицы и ежемесячно отправляла в Америку полученные от квартирантов деньги. На этом наше общение и заканчивалось. У нее своя жизнь, у меня своя. И зря Сашка думает, что если мы поженимся, квартира достанется мне. О чем думал граф, я не знаю, но его рука на моей ладони слегка подрагивала.
— Адель, — промолвил он, когда мы остановились перед огромными расписными дверями. — Сколько вам лет?
— Девятнадцать, — честно ответила я.
Граф смотрел на меня с недоверием, а когда до него дошло озвученное мной число, застонал.
— Придурок! Ты же несовершеннолетняя! — он резко перешел на ты.
— Почему это? — обиделась я. — Уже год как нет.
— Богиня, да ты ребенок! В нашем мире совершеннолетие наступает в двадцать два, — глядя на меня с жалостью, произнес граф. — Мне жаль.
— А в нашем — в восемнадцать, — мне стало обидно, что он считает меня ребенком, хотя если теперь они вернут меня домой, то я готова и семнадцатилетней назваться. — Отправите меня назад? — с надеждой спросила я.
— Исключено, — с искренним сожалением сказал граф. — Тебя одобрили грайи. А сколько вы живете?
— Восемьдесят-девяносто лет, — не стала скрывать я. — А вы?
— Значительно дольше, — уклончиво ответил Лерой. — Теперь ясно, отчего у вас так рано отдают замуж.
Э… А при чем тут замуж?
Я не успела спросить, что имел в виду граф, как дверь распахнулась, и меня буквально втолкнули в огромный пустой зал. Хлопок — двойные створки сошлись за спиной, пути обратно не было. Страшно. Я огляделась.
Огромное пустое помещение с белыми отштукатуренными стенами. Все украшение — это картины в золотых рамах, в основном, батальные сцены. Зато потолок красивый: высокий, арочный и такой белый, что смотреть больно. Я задрала голову и чуть не подпрыгнула, когда услышала тихий голос:
— Гапринийский камень, он собирает солнечный свет. Подойди.
Трон стоял на возвышении за широкими бархатными шторами, которые сейчас были раздвинуты. Я подошла и присела в глубоком реверансе. Кто его знает, как приветствуют королей в этом мире? Но помню, когда снимали исторический сериал, все дамы приседали. Я играла в нем горничную и поэтому с поклоном справилась вполне изящно и элегантно.