В лицо бросился жар, стоило вспомнить его — обнаженного по пояс, в каплях дождя и сиянии светлого дара, его шальную улыбку и бирюзовые глаза… И шера Бастерхази — полную темного пламени бездну, хищный профиль и обтянутые мокрым батистом широкие плечи…
Ох, ширхаб! Вот зачем было это вспоминать? Совершенно незачем! Надо выучить наконец, чем отличается камзол от дублета и в каком веке носили накладные плечи… Боги, какая же это скука смертная! Еще хуже, чем торжественные речи!
— …смиренно предлагаю вашему высочеству свой дом, — разливался соловьем граф Ландеха. — Конечно же, недостойный столь высоких гостей…
Шу очень хотелось спросить, за каким ширхабом зовешь, если недостойный? Нас бы устроил достойный постоялый двор или ближайший лесок! Но она сдержалась героическим усилием воли. Все же она принцесса, а принцесса должна вести себя в соответствии с сотней идиотских правил.
Зато теперь Шу отлично понимала Бален. В самом деле, граф Ландеха — мерзкий тип. Самовлюбленный и скользкий. Если бы Шу позволили выбирать, она бы лучше заночевала в лесу, чем в его доме. Но этикет и протокол, будь они неладны!
— Благодарю вас, граф. Мы с радостью примем ваше любезное предложение, а завтра на рассвете продолжим путь, — со всем возможным пафосом ответила Шу. — Мне нравится ваш прекрасный город, — добавила она, надо же было что-то сказать хорошее.
М-да. Плохо у нее с протоколом и прочим официозом. Очень плохо. Надо учиться. А то приедет Люкрес ее сватать, а она даже не знает, как правильно принять его предложение. Наверняка сказать что-то вроде «ладно, я согласна, но только если ты в самом деле целуешься так же хорошо, как мне снилось» будет не совсем правильно.
Дома графа Ландеха она толком не запомнила. Что-то роскошное, золоченое и неуютное, постели слишком мягкие, а сам граф слишком старается угодить. И зачем-то упомянул раз пять, что у него две дочери, юные шеры неземных достоинств. С какого перепугу Шу должны были заинтересовать его дочери? Вот если бы у него был сын, похожий на его высочество Люкреса… или хотя бы темного шера Бастерхази… и все же, что хотел сказать шер Бастерхази постскриптумом?
«Видимость и суть — не одно и то же. Не обманитесь, ваше высочество».