— Нет. Вы думаете, почему результаты расследования держатся в тайне?
— Потому что там случилось что-то ужасное. Я знаю, в газетах писали, а потом — раз, и перестали. Им запретили. Магбезопасность запретила.
— Магбезопасность и Конвент. Потому что слухи куда ужаснее реальности, кому, как не вам, знать.
Шу лишь пожала плечами. Да, она знала. О ней самой газеты писали такое, что в страшном сне не приснится. Наверное. Но вдруг это — правда? То, что Энрике нашел в случайно уцелевших старых газетах, тех, что вышли в первые две недели после рождения Кая.
— Так что же было на самом деле, Роне?
— Честно? Понятия не имею, Шу. Слава Двуединым, меня там не было. Иначе, боюсь, я бы так и остался в башне Заката вместе с тем десятком несчастных.
— Десятком? Газеты писали о сотнях.
— Светлый шер Густав Кельмах, полпред Конвента. Две повитухи. Две горничные. Камеристка вашей матери. Лакей, принесший воду. Трое лейб-гвардейцев, охранявших башню Заката. Итого десять человек. Не верьте газетам, Шу.
— От чего они умерли?
— От старости.
Шу передернула плечами. Десять человек умерли от старости, когда королева Зефрида родила сына. Все десять человек, которые были рядом — все, кроме двухлетней Шуалейды, самой Зефриды и новорожденного Каетано. Старшая принцесса тут же обвинила в их смерти Зефриду, газеты подхватили — с воплями, что королева то ли темная, то ли жрица Мертвого, то ли вообще нечисть, и дети ее — нечисть.
— Я знаю точно только одно, Шу. Ваша мать была светлой шерой. Всегда только светлой. А виноват в том, что случилось, шер Кельмах. Даже среди представителей Конвента случаются безмозглые ослы.
— Не моя мать? Вы уверены?
— Ее величество никогда не хотела никого убивать. Она была… она была самой светлой из всех светлых. Слишком, даже слишком. Она безумно любила вас, своих детей, и своего мужа, но не стала бы убивать даже ради вас. Я уверен.
Шу не могла понять, что ей кажется неправильным в тоне… нет, в эмоциях Роне. Как будто для него история не закончена? Как будто для него светлая Зефрида — не просто королева Валанты, а что-то гораздо большее?
Она чуть было не спросила прямо: вы любили мою мать, Роне? Но что-то ей помешало. Может быть, горькая морщинка между его бровей. А может быть, она просто не хотела услышать «да» и понять, что для Роне она — всего лишь дочь некогда любимой женщины.
— Тогда расскажите мне, как все было. Вы тогда уже работали на Конвент?
— Нет, еще нет. Я сделал стремительную карьеру. — Он криво и зло усмехнулся, и Шу померещилась застарелая боль в переломанных костях. — Из ученика Темнейшего сразу в полномочные представители, безо всех этих интриг, подлизывания и прочего. Но вам вряд ли интересно, как простые шеры получают хлебные должности.