Глава 25
Химеры, наваждения и благие намерения
26 день хмеля. Найрисский залив, близ крепости Сойки, Шуалейда шера Суардис.
Шу не сразу поняла, что именно он хочет сделать, и только поэтому не стала сопротивляться — а потом оказалось поздно, она уже сидела, оседлав бедра Роне и держась за его плечи.
— Я не… — Она сама не понимала толком, что «не».
Не останавливайся? Не отпускай меня?
— Нет? Или да, моя Гроза? — Роне едва заметно пошевелился, и до Шу внезапно дошло, на чем именно — твердом, горячем и пульсирующем — она сидит.
Ее залило жаром, всю, от ушей и до пальчиков на ногах, а внизу живота сладко потянуло, и дыхание замерло — словно боясь любым неосторожным движением спугнуть это прекрасное, стыдное, обжигающее удовольствие.
— Да, — тихо-тихо, почти неслышно, шепнула она и внезапно ощутила сумасшедшую легкость, словно тело потеряло вес. — Да, я хочу.
На этот раз она сама потянулась к его губам. Но поцеловать не успела, то есть… то есть сам Роне с низким стоном впился в ее губы, сгреб обеими руками, вжал в себя — и ворвался языком в ее рот, словно пытался заполнить ее собой, слиться… и она поддалась, открылась ему, ответила на поцелуй — больше ни о чем не думая, не сомневаясь и не страшась…
Да, она делала то, что хочет. Выгибалась в его руках, терлась грудью, сжимала коленями его бедра и стонала, не в силах сдерживаться — и не желая сдерживаться. Не сейчас! Не с Роне!
И сама не сразу поняла, почему Роне громко и низко застонал, почти зарычал, а на язык полилось что-то терпкое, горячее и пьяняще-сладкое… Не только на язык, она ощутила это всем телом, всей своей сутью — почти как смерть зургов в Олойском ущелье, только еще слаще, еще вкуснее, острее, горячее! Горячо и сладко до судороги, до взрыва, словно внутри нее проснулся вулкан и наконец-то выплеснулся, освободился… Боги, как же хорошо!..
Только сглотнув это, — вместе со стоном Роне, с его дрожью наслаждения, с захлестнувшим ее всплеском огненной тьмы, — Шу сумела оторваться от его губ, вдохнуть, открыть глаза… с удивлением ощутить себя сытой, счастливой и усталой… И утонуть в бездонных, полыхающих лавой озерах его глаз.
— Ты очень быстро учишься, моя сумрачная шера, — пророкотал Роне и слизнул каплю крови с нижней, прокушенной губы.
— О ширхаб… — Ей должно было быть стыдно и неловко, должно — но не было. Эта капля и его язык, и ранка на губе снова притягивали ее, манили. — Прости, я…