Не успев подумать, а стоит ли, Шу коснулась ее пальцем, забирая боль и залечивая собственный укус. И вздрогнула от прикосновения горячего языка к подушечке пальца. Роне лизнул ее палец и тут же легонько прикусил, продолжая ласкать языком и смотреть ей в глаза так… так хищно, так собственнически… так, что у нее закружилась голова и безумно захотелось потереться о него всем телом, кожа к коже…
— Ты совсем меня запутал, Роне, — получилось жалобно, хрипло и голодно. Да что же с ней такое творится? — Прекрати немедленно!
— Все, что угодно твоему высочеству, — низко, тягуче и без капли смирения пророкотал он.
Его голос отдавался в ней дрожью, а может быть, это была дрожь напряженного мужского тела под ней… Нет, так нельзя. Это непристойно. Недостойно, в конце концов!
— Нашему высочеству угодно… — начала она упрямо, — угодно, чтобы вы перестали морочить мне голову, темный шер Бастерхази!
— При чем тут голова, твое высочество?
— Ты!.. — тут же вскинулась Шу от прозвучавшей в его голосе насмешки.
— Ужасный, коварный черный колдун. Или я что-то упустил?
— Ты… не смей надо мной смеяться!
— Я не смеюсь, я… — Он сглотнул и едва-едва шевельнулся, но Шу внезапно почувствовала все его тело, каждую мышцу, каждую каплю крови в его венах. — Я хочу тебя.
Шу чуть не задохнулась от пламени в его глазах, от прозвучавшего в его голосе голода — знакомого, понятного ей голода. Такого же, как ее собственный. И от понимания, что именно это ей и нужно. Сейчас же. Немедленно! Какой глупостью было сомневаться и придумывать дурацкие отговорки! Или не глупостью? Это вообще ее собственные мысли или нет?!
— Роне… прекрати немедленно, — потребовала, нет, попросила она, прячась от его взгляда у него же на груди. — Это неправильно! Так нельзя!
Теперь она не видела его глаз, но слышала биение его сердца, его запах — разгоряченного, возбужденного мужчины — и чувствовала касание его рук, жадное и нежное, безумно нежное.
— Нельзя хотеть тебя? Или тебе — меня? Нельзя тебя целовать? Нельзя говорить, как ты прекрасна и желанна? Или, может быть, нельзя делать вот… — Не закончив фразу, он схватил завороженную Шу за плечи и, перекатив на спину, подмял под себя, рванул сорочку с ее плеча и впился губами в обнаженную кожу. И лишь когда она застонала, вцепившись обеими руками в его волосы, приподнялся на локтях и заглянул ей в глаза. — Вот так, твое высочество?
— Так?.. — растерянно переспросила она, не понимая…
…Ничего не понимая. Ни где она, ни что с ней происходит, ни почему она все еще в чем-то сомневается. Ведь так хорошо, так сладко! И между ног все горит и пульсирует, и хочется тереться о мужское тело, быть ближе, еще ближе, заполнить жадную пустоту внутри себя — им, таким сильным, необходимым, красивым! Сумасшедше прекрасная тьма. И лава, и ветер, и лиловые молнии — над ней, вокруг нее, окутывающие ее ласковым, горячим коконом — желания, защиты, заботы…