И этого единокровные братья ему никогда не простят. Особенно Люкрес, которому второй категории не видать, даже если он заберется на шпиль Магадемии.
Услышав вызов, Парьен обернулся к зеркалу и, не опуская чашки с шамьетом, кивнул Дайму:
— Докладывай, полковник.
Официальный тон и подчеркнуто военная осанка Парьена не обещали ничего хорошего, но с другой стороны — если бы недоволен был он сам, а не император либо Люкрес, образ был бы совсем другим. Что-то вроде доброго учителя при умственно отсталом малыше.
— Докладываю, генерал…
Краткая сводка уложилась в полторы минуты. И еще полминуты — заверение в почтении и вечной верности императору.
— Ждать приезда Шуалейды еще четверть луны? — выслушав, удивился Парьен и от удивления забросил в рот сразу несколько неочищенных орешков.
Пока он хрустел фисташками и сверлил Дайма взглядом серо-голубых, обыкновеннейших для уроженца Брескони глаз, Дайм спокойно молчал. Лишь когда Парьен перестал хрустеть орешками, так же спокойно ответил:
— Шесть дней, генерал.
— Ты шутишь. День до Кардалоны, день на принцессу, и чтобы через половину луны был в Метрополии. Их высочество Люкрес крайне недовольны твоей работой и выражают надежду, что ты одумаешься и добьешься признания Шуалейды светлой, а бурю и прочую мистику спишешь на шаманов.
— Мистику на шаманов — со всем нашим удовольствием. — Дайм выделил тоном слово «мистика».
— Вот и отлично, — уже нормальным тоном ответил Парьен и развалился в своем кресле, обитом мшистым бархатом, с гнутыми ножками и совершенно неподходящем для казенного кабинета. — Я в тебе не сомневался.
— Мне нужно завершить дела в Валанте, — не стал торопиться с радостью Дайм. — Послезавтра я готов отправляться в Кардалону.
Парьен усмехнулся.
— Опять? Конечно, можешь не слушать старого маразматика, но мне кажется, твои игры с этой бездарной сукой становятся слишком опасными. Особенно если учесть, что она спит с темным мозгокрутом, который только и ждет шанса поймать тебя на горячем.
Дайм по привычке вскинулся, но возражать вслух и защищать Ристану не стал. Эту игру тоже было бесконечно жаль заканчивать, как и возвышенную любовь к прекрасной принцессе. Вместо этого он тоже усмехнулся.
— Бездарная сука — отличная пара цепному ублюдку, вы не находите, сир?
— Не груби, мальчик. — Парьен едва заметно поморщился «сиру».
— Никаких игр, кроме необходимых для дела. — Дайм прямо встретил холодный взгляд Парьена. — Ристана слишком важная фигура, чтобы оставлять ее всецело под влиянием Бастерхази.
— Что, и ни слова о тонкой возвышенной натуре, беззащитности и пламенной любви к отечеству?