А что нынешний император что-то там обещал цепному псу — ерунда, не стоит внимания. Пес и без обещаний будет служить, куда ж он денется с цепи!..
Укол раскаленного прута меж ребер оборвал непочтительные мысли. Дайм глубоко вздохнул, глянул на солнце, скатывающееся в грозовую аномалию, и очень громко подумал: «Да живет император вечно во славу Света!»
Проклятье. Лучше бы, право, он сразу сделал единственного одаренного бастарда големом, как и всех прочих, числом шесть голов, чем жаловать печатью верности. Не думать, не мечтать, не сожалеть — что может быть прекраснее? Просто забыть о том, что могут быть собственные желания, раз уж забыть о строгом ошейнике невозможно.
Вечер с Ристаной оставил Дайма злым и разочарованным. Не потому что Ристана не позволила себя соблазнить, напротив, она выгнала фрейлин, чтобы не мешали вести ученые беседы и смотреть хмирские гравюры, была обворожительно беззащитна и откровенна в своей любви к короне. Не к Дайму. Увы, эта прекрасная иллюзия рассыпалась, и никакие нежные взгляды и пылкие признания Ристаны уже не могли ее воскресить. Но если бы он мог уложить ее в постель! Если бы мог хотя бы дотронуться, не сходя с ума от боли! Никакие ее любовники, никакие советы Парьена и интересы дела не остановили бы его — ни сейчас, ни тринадцать лет назад, когда он впервые встретил ее. И были бы его всемогуществу одаренные внуки, но не от того сына…
А, к шису! И бесплодные мечты, и Ристану.
Шис не замедлил явиться.
— За вами Мертвый гонится, мой светлый шер? Только не рассказывайте о долге перед отечеством!
Догнав Дайма, Бастерхази заставил свою химеру идти вровень с Шутником. Две лиги в час для этой противоестественной помести лошади и лесной нечисти были сродни прогулочному шагу, в отличие от обыкновенного коня. И тем более ни один конь не выдержал бы такой гонки с рассвета. А Даймов белоснежный жеребец был бодр и свеж, словно не проделал путь от Суарда до Кардалоны меньше чем за десять часов, да еще полторы лиги сверх — почти до захолустья, где генерал Медный собирался заночевать.
Редкую по уму, выносливости и преданности зверюгу подарил Дайму Парьен в тот же день, когда и печать верности. Подарок с намеком — смески-единороги, как и их чистокровные собратья, имеют свое мнение о личной жизни хозяев, слава Свету, хоть не носят рогов и выглядят как аштунцы.
— Ни к чему рассказывать. — Дайм махнул рукой в сторону кипящих и рокочущих туч. — Вы сами видите.
— Мы гнали коней весь день, чтобы всю ночь воевать с шаманьей волшбой? На голодный желудок, без отдыха и сна? Вы не можете поступить со мной так жестоко, о мой светлый шер!