Царица встала и начала расстегивать и развязывать шнурки и застёжки платья. Белый передник, красный волан, оранжевый, жёлтый, другие, на ней остался золотой лиф. Она переступила длинными мускулистыми ногами через цветные ткани, скинула с ног сандалии, задумчиво расстегнула лиф, любуясь переливами золота в золотом свете и красотой своей матовой с ярко-красными сосками груди, и бережно, низко нагнувшись на полусогнутых ногах, положила его поверх других одежд. Услышала, как засопел врач, сделала два шага в сторону и встала на колени, к нему левым боком.
Она ожидала, что он подойдёт сзади, тоже встанет на колени, навалится на неё своим весом, своим толстым животом, что от этого она должна будет опереться на согнутые в локтях руки, изогнувшись в удобной для него позе, что будет приятно, но не очень, а может быть, и совсем неприятно, но из уважения к призванному для таинства носителю мужественности она будет прерывисто дышать, шевелить бедрами и терпеливо ждать, когда это кончится.
Не тут-то было. Знатные шумеры не только были волшебниками, не только умели говорить красиво и непонятно, но и с женщинами были приучены обращаться на особый манер. Он снял повязку, под ней была ещё одна, проходившая между ног и завязанная вокруг бёдер. Он снял и её, подошёл к царице, лег рядом и нежно потянул к себе.
Через полчаса они лежали рядом, он на спине, она на боку, лицом к нему, головой на его плече. Врач тихо поглаживал её, а она лениво думала: понравилось ли ей то, что произошло? Во всяком случае, необычно, даже слишком; и ещё: больше она ему командовать не позволит.
Потом они встали, врач дал ей ещё одно душистое полотенце, она обтёрлась, выпила какой-то вонючей жидкости, он сказал, что это обезопасит от беременности; шумер собрал свои чудеса, оделся и ушёл, она крикнула негритянок и стала ждать, пока они разберут шатёр.
Девушки увидели её обнаженной, поняли то, в чём не сомневались с самого начала приключения, радостно заулыбались, их молчание было несомненным. Сами, впрочем, тоже были хороши — потные, растрёпанные, время даром не теряли, ну да ладно. Царицу завернули в ткань, негритянка посадила её на плечи, и, когда они пришли домой, впереди оставалось ещё много времени для сладкого сна.
Глава 3.
Царица вспоминает о насилии, учинённом над ней фавном
Сон был сладким, жизнь тревожной. Мужчины вернулись через несколько дней, в город сразу не вошли, а остались в доме для воинов совершать обряды и жертвоприношения богу войны. Ещё через несколько дней это было закончено, и войско торжественно вошло в город. Десяток новых рабов, предпочтивших плен смерти, а может быть и возвращению домой, тащили телегу, на которую победители навалили оружие варваров — деревянные дубины с кремнёвыми лезвиями, толстые короткие луки, кожаные панцири, и подношения счастливых крестьян — зерно, пиво, масло, посуду, тёсаные сухие брёвна, несколько медных слитков и два тоненьких золотых ожерелья. Дело шло к вечеру, было нежарко, телега катилась легко по гладкой дороге, рабы смотрели весело — они получили, чего хотели: жизнь взамен смерти, или же цивилизацию взамен варварства.