Он спал, сон его был нездоров и тяжёл, он был разбужен близким страшным ударом, от которого вздрогнул дом, качнулся под ногами земляной пол, зашумели тёмные деревья. Балих выбежал из дома, ничего не понимая спросонья, и увидел ночную рощу, освещённую ярким, не виданным ранее, светом. Сияние было резким, зеленоватым, ярче света полной луны, Балих увидел странные цвета городских домов со встревоженными людьми на крышах, опять взглянул на рощу, над которой медленно поднималось облако тумана и пыли, быстро росшее и принимавшее форму гигантского ядовитого гриба.
Он перескочил через порог, перевернув по дороге стул и больно ушибившись об угол стола, с которого сшиб чернильницу и недопитый кувшин с вином. Он бежал в сторону гриба, мозг всё ещё не работал, хотя чужая злонамеренная воля уже добилась своего, и благоуханные источения цветов и трав снова обратились к добру и удовольствию. Он был силён и вынослив, иногда, как полагалось вельможе Урука ограждённого, участвовал в охотах, тренировавших тело, но не доставлявших ему большого удовольствия, однако бегать не привык, ходить тоже не особенно любил, предпочитая портшез, колесницу, в крайнем случае верхового онагра, сейчас бежать ему было трудно, левый бок невыносимо кололо изнутри, он согнулся в эту сторону, побежал, скрючившись, чуть не упал, но тут же встряхнулся, выпрямился, потеряв остатки дыхания от боли, и побежал дальше, преодолевая волей недуги тела. Он вбежал в рощу и был рад тому, что пришлось перейти на шаг из-за сплетения высоких трав, кустов и упавших веток. Дышал с громкими стонами на вдохах, испугался, что царица услышит эти неприличные звуки, стал вдыхать тихо, пошёл медленнее, шатаясь и утирая пот, и подошёл к корню гриба, начиная приходить в себя.
За то время, что он пробежал эти тринадцать раз по тринадцать по тринадцать шагов, злое облако поднялось вверх, из гриба превратилось в комок тумана и пыли, и ветерок понёс его в сторону гор. Всё-таки восточный мудрец умел говорить правду и знал, куда ведут извилистые коридоры прошлых и будущих тайн. Балих помнил, как мудреца привели в прекрасно устроенный дом, как он охотно простёрся ниц и, получив разрешение, заговорил на странном языке, который Балих квалифицировал бы, как архаическую версию царского шумерского, если бы считал существование такой версии возможной. Мудрец, не называя имени, но не вызвав гнева Балиха, любопытство которого было сильнее условностей — его в общем не интересовало имя этого тощего, голого и жилистого человека, примерно одних лет с наследником Шумера, который приближался к наилучшему возрасту мужа — дважды тринадцать и семь, — сообщил, что намеренно шёл в Урук, услыхав от людей из близживших племён рассказы о величии города и мудрости умнейшего из живущих, богоподобного наследника величайшего царя; тут Балих окончательно простил ему все грубости, и прошлые и будущие, что не принадлежит ни к какому племени, а что он и ему подобные мудрецы и пророки живут на берегах великой реки, о существовании которой Балих уже знал, едят мало, детей не имеют, а поддерживают численность своего братства тем, что выбирают подходящих мальчиков в племенах полудикарей, живущих рядом, что они очень искусны в любви и обладают за счёт знаний и образа жизни неистощимыми силами, в это Балих легко мог поверить, ибо материальное выражение этой силы у мудреца было огромно и смотрелось даже несколько уродливо на его сухом теле; что соитие с ними очень ценится женщинами соседних племён, которые и снабжают их всем необходимым, мужчины же довольны и не возражают.